Я не забыла... Так странно, три года вытягивали память о тебе шерстяными нитями: наши касания, наши объятья, запах твой и прикосновение рук к моей щеке. Я думала, что оно осело внутри тихим илом, что оно потусклело фотокарточкой старой, затёртой от постоянного поглаживания по её уголкам. Но оно всё живо было, только оно и жило во мне, стучалось вместо сердца в груди, когда там - пустота, по венам пульсировало жизнью самой, лаской, тобой. Это и было теплом, это и были мои 36 и 6, постоянные, осязаемые, чувственные. Вот сейчас они вырываются, прежними красками, максимальной насыщенностью, вот  распускаются же в наших ладонях жаром наших касаний, и их не стереть. Нет, ни временем, ни болью. Они будут под кожей проявляться прежним рисунком, твоим именем по живой ткани. Это и есть ты. Во мне. Внутри. Всегда. А сердце билось ошпарено, шало, сердце слышало голос твой, успокаивающий, согревающий, родной. Я знала всегда, но сейчас, поднимая голову с твоей груди, в глаза твои проникновенно всматриваясь, я шепчу, шепчу, больше жизни желая, чтобы ты знал, знал, что ты... -единственный мой..., знал, что лишь тебя я ждала всё это время, убегая от тебя. Что тебя звала. Тобою жила. И пусть ты не поверишь после стольких лет, выбивающих из нас живое, пусть, но ты знай просто, что - я не уйду... никогда больше, Дик... прости меня. Прости за всё это!!! Прости!-и я в губы твои припечатываюсь послевкусием солёным, больным, но ласковым до трепета, и, не отрывая выдохов прерывистых, шепчу, -навсегда...,-себя перебивая тихим, -твоя... и падаю носиком в щёку твою, закрывая глаза. Давай дышать нами. Давай привыкать. Я отпою тебя теплом этим, вытащу, любимый мой, из вечного белого безмолвия вытащу. Ты только доверься мне... доверься той, кто не заслужил, -Пойдём, я должна тебе кое-что показать,-без предупреждения, мигом, словно очнувшись ото сна, я уже беру тебя за руку, уже тяну к выходу, словно там -пожар, а мы как раз спасатели. Ты только... доверься.

Улицы стряхивали с себя серую пыль безвозвратной тоски, улицы красками вспыхивали, окнами, в которых - солнце. А над крышами - небо, чистейшее, высокое и такое хрустальное, что можно пить водой колодезной, до дна. Ты чувствуешь, этот воздух, любимый мой? Глотать его солёными водами океана, глотать, уходя на дно, к сокровищам его, к бриллиантам россыпью. В глазах твоих. Это всё от того, что моя ладошка в твоей греется, а наши пальчики друг с другом переплелись. И мне плевать уже, кто ты. Мне важно только, что ты - тот самый медвежонок, что чуть позади шлёпает по солнечным зайчикам неуклюже и мило. И пусть на пальцах твоих не бумажная пыль, а порох. Мне важнее, что в них, а там - душа моя. И в глазах твоих- улыбка моя, когда я оборачиваюсь, расплескивая локоны в стороны, как ранняя весна, ещё робкая, ещё неоттаявшая, но поддающаяся нежному солнцу,, - Всё узнаешь,-я тихонько смеюсь, манерно подмигивая тебе, словно не три года, а три секунды прошло с того дня в парке, где мы так легки и так беззаботны. Так что нам мешает, пусть на секунду, пусть внутри, но поддаться, скидывая тяжёлую дублёную шкуру прошедших зим. Их было три и они пахли белой болью. Но я помогу тебе перелестнуть календарь, любимый. Прижимаясь к тебе и запуская ладошку в шлёвку твоих джинс.
-Пришли,-нет, не удивляйся. Этот грязный район и улочка шириной в метр, ведущая к бельевым верёвкам, решёткам и бочкам - не предел мечтаний, но и здесь бывают сокровища. Мы подойдём к неприметному железному заслону, спрятанному у подвальной лестницы. Его ржавые створки расписаны граффити, а истлевший замок, висящий у асфальта, казалось, не открывали веками. Но он поддастся моим рукам и ключику, спрятанному в них. С железным скрипом поднимется дряхлый металл, открывая старую кладовку, пустую совсем, если не считать... -Знакомься, это "Хонда". Не твоя, к сожалению.. но точная копия...Купила с продажи клуба. Словно в ожидании, что ты ещё покатаешь, -а в улыбке робость. Это всё, что у меня есть...

Ты помнишь... Наши свидания, встречи наши, запах грязных баров, чужих вечеринок и гоночной трассы, опасности ароматы, въедавшиеся под кожу. И не было ничего чудеснее... Правда. Как оказалось, не надо ни ресторанов, ни кино, ни букетов цветов, только твои глаза, полные скорости на спидометре и вкус твоей дерзости. Рецепт настоящего счастья. Рецепт жизни, попробовав лишь кусочек которой, невозможно больше чувствовать вкус к чему бы то ни было. Пресно. Всё вокруг пресно без глаз твоих. Вот "Хонда" и стала осколком сна, где мы вдвоём, снова и снова мчимся, рассекая ночной воздух, время, вырываясь из набившей оскомину разлуки. Она ждала тебя вместе со мной, твоих касаний, этого властного жеста хозяина, снимающего слой пыли с её лоснящегося бока. Я любуюсь тобой, как замираешь дыханием, как губы твои размыкаются от этого выдоха, как вздымаются бровки, проводя по лбу твоему излюбленные морщинки. За один этот миг я отдала бы не только клуб, нет, всю свою жизнь отдала бы за то лишь, что ты так набираешь в лёгкие восхищение. Но и это не сравнится с тем, что... Боже!!! Твой поцелуй! Твои губы... Боже!!! Как я ждала этого, как скучала немыслимо!!! От робости до жара, от пастели до огненных всполохов, от глубин до вершины. Волнами, штормами. Ты! Затопи меня океанами своими, любимый мой! Пока ладони неистово ищут крылья у твоих лопаток, пока несутся к макушке твоей, забираясь в волосы и в жгуты их сжимая, пока губы отвечают, сладостью всей, до последнего выдоха, до головокружения. И ты предлагаешь прокатить, а я не слышу уже ничего, снова впиваясь в губы твои, забывая обо всём на свете, желая помнить только одно, как сладки твои губы и как умеют они целовать. Отдаваясь ласкам этим, теплу, распаляясь и зажигая с новой силой, солнце нашей новой вселенной. И когда ты оседлаешь мотоцикл, я сяду позади тебя, как в тот день, проведу ладонью по торсу твоему, оставляя руку на сердце, такты наших пульсов сплавляя. Поцелуем по шее, я уже не могу остановиться, я уже не могу не дышать тобой.