[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

Сквозь тьму и свет я рвусь навстречу нашему покою, но тень и ложь скрывают это от меня.

Если бы Домитилль могла довериться своему состоянию сейчас, она бы, наконец, поняла – ее ли это мысли или это больной бред, не менее больные сновидения или, того хуже, сопровождающее ее ныне наказание; тревога принимала извращенные формы, и вся благодарность девушки по выздоровлению обрушиться на отвагу ее армии, возможность продолжать бой и забвение этих кошмаров.

В те редкие моменты, когда свет лезвием скользил по ее приоткрытым векам, Домитилль старалась ухватиться за любую возможность остаться здесь, однако мягкое прикосновение руки, едва ли знакомой с оружием, без сомнений, принадлежащей лекарю, к ее руке позволяло погрузиться в спокойный сон, и с каждым разом безмятежность, подаренная им и его верой, длилась дольше.

Мне снится не знакомая ранее деревня, и там нет места боям. Изо всех сил я стараюсь поверить в эту картину, и спустя пару шагов я перестаю слышать лязг металла, преследовавший меня поначалу и здесь. Тревожно оглядываясь, я вижу лишь птицу, высвобождающуюся из не держащих ее вовсе ветвей раскидистого дерева, зелень которого такая яркая и чистая. Закрывая глаза, я перестаю видеть кровь и смерти близких, огонь уничтожения. Его отсутствие, отсутствие Войны здесь, отсутствие меня во главе моего войска (в этом месте я не вижу своего воина – абсолютная тишина прерывается лишь забытыми, казалось, звуками мирной природы), пугает меня, и первые шаги по аккуратной тропе даются нелегко. Справа возвышается заросший холм, и я даже не думаю о возможностях его стратегического использования – здесь нет Войны даже в моих мыслях. Слева раскинулось неспокойное лишь своим ландшафтом поле. Если это Мир, почему же здесь нет никого?

В настоящем мире страхи Домитилль ждали новостей. Отрывки фраз, которыми делились зашедшие справиться о ее здоровье бойцы, складывались в ужасающие вести, и девушке их слушать было больнее, чем от бесконечного, казалось, бездвижия.

Я иду более суток: ночь была теплой и мне удалось вздремнуть в саду, отобедавши тут же – почва в этой неземной долине плодородна, а воздух словно напитан спокойствием. Мне было стыдно прерывать гармонию звуков – уродливое эхо сломанного боевым кличем голоса не принимали даже каменистые возвышения: будь тут хоть один человек, я бы его увидела – в засаде ли или в капкане за версту (откуда здесь могли появиться капканы; я лишь спустя половину солнечного дня осознала, что руки мои и я свободны от оружия, и впервые это обрадовало меня). Я впервые вдохновлялась спокойствием. Я хочу увидеть жителя этих земель, я чувствую, как он выглядит.

Просыпаться было сложно; кажется, стояла глубокая ночь, и это пугало девушку: если этот момент ранее связан был с освобождением, то из своей темноты она попала в более объемную и холодную тьму. Здесь по-прежнему пахло металлом и кровью, хоть ее простыни были теплыми. Домитилль не могла совладать со своим телом, и собственная беспомощность была ей отвратительна. Слабость и одиночество, неведение приводили девушку в отчаяние, и это удручало, ведь казалось, это – спасение от кошмаров. Что происходит сейчас? Сил не хватало даже на вой, это злило. Когда девушка повернула голову и увидела заснувшего сидя священника, она поблагодарила Бога за то, что не позволил ей показать свою слабость. Губы содрогнулись в некоем подобии улыбки, и все, что хотела сейчас видеть Тами – очертания в едва пробивающемся свете луны человека, ее не покинувшего, как не покинули и ее воины. Наступившее облегчение по-прежнему саднило все внутри, однако теперь гораздо проще было списать это на физическую боль. Так что же происходит сейчас?

Лекарь проснулся с первыми солнечными лучами, Домитилль к тому времени снова погрузилась в дрему, и это позволило ей схватить наполненный грустью выдох мужчины, его невесомое прикосновение к успокоившейся голове девушки. Пользуясь своим уединением, воин попыталась возвратиться к своей силе и отваге, не ведя в бой бесстрашных бойцов, но лишь заставляя ослабленные руки слушаться ее. Это пришло не сразу: Домитилль не смогла даже приподняться на локтях. Прежняя хватка, сбивавшая коренастых воинов со свирепых коней, теперь была пригодна для поправления простыней. Девушка почти придалась отчаянию, но в помещение вошел Дэниель, и по-детски испуганный взгляд устремился на мужчину, который с течением времени стал лишь более уставшим. Не было сил на приветствие, да и все ораторские навыки, которые так нужны были сейчас, при новой встрече с этим миром – для приветствия, для осведомления о ее воинах, о Войне – покинули ее, и слабая улыбка стала единственно возможной связью с растерявшегося в радости лекаря. Он, однако, не позволил девушке совершать такие усилия, следующие дни отпаивая бойца отварами и восполняя ее знания о сегодняшнем дне.

Мне кажется, что я здесь непозволительно долго, и этот Мир давно разочаровался во мне, единственном человеке, допущенном к тайнам этого неземного анклава, ведь мое сердце не может найти здесь покоя. Вдохновленность сменилась тоской и стыдом, горящим на моих щеках. Здесь нет людей. Мне бы хотелось, чтобы здесь не было и меня. Может, я действительно рождена была, чтобы сеять на мирных землях огонь? Я начинаю забывать вопросы, приходящие ко мне с каждым новым рассветом, коих я встретила бессчетно много. Я наивно полагаю, что могу вырваться отсюда и ищу сотни причин, которые задержат меня здесь еще на один день только лишь в знак благодарности за эту жизнь во спокойствии, подаренную мне, как раньше казалось, так вовремя; засыпая, я начинаю бояться, что следующее мое утро начнется опять здесь. Своим бесчестием я оскверняю это место.

Встреча с воинами была отложена до того момента, как Домитилль заново освоила свое тело – ей было невыносимо тяжело держаться на ногах, но в последние дни она ходила по помещению, словно разведывая новую карту боевого сражения. Ноги были слабы, а поврежденная рука казалась совершенно бесполезной. Тами рявкнула на лекаря, подошедшего помочь омыть ее плечи, но тот не стал ее слушать и, отводя глаза, попытался стереть водой ее затягивающиеся шрамы; девушке было тошно от своей беспомощности; упорство лекаря возбудило в ней непривычную нежность, которое вскоре растворилось в тяжелых сомнениях. Воинов Домитилль встречала на койке, однако собранная и в части доспехов (к тяжелой броне стан Амье не был готов). Она не стала скрывать улыбку, озарившую ее лицо при виде дорогих ей людей, и нос ее был вздернут ниже обычного, и черты лица казались всем мягче не от усталости, но от света, которым ей так долго было не с кем делиться. Девушка позволяла себе останавливаться на каждом дольше привычного – их увечья радовали ее не из-за черствости сердца, но из-за их силы и стойкости; не скрыть от нее было и общей усталости, но с этим Тами намеревалась помочь им справиться. Закончив безмолвное приветствие, Домитилль подняла глаза на выступившего вперед Франсуа, заменявшего воинам путеводный свет во тьме звенящего оружия: негласно он подтвердил смерть Джонатана, что был по духу близок Домитилль, и это ее потрясло, однако виду девушка не подала: с этого момента она была обязана быть снова самой отважной.

Амье никогда не смогла бы выразить свою благодарность Святому Отцу, он и не позволил бы себе услышать больше теплых слов, чем девушка дарила своему войску, и обязательным его условием снятия опеки с поправляющегося воина было дозволение остаться с ней еще на один день, чтобы контролировать ее успехи. Это препятствовало планам Домитилль, уставшей от своей беспомощности. Лишь на следующую ночь, оставшись, наконец, наедине с собой здесь, в этом несовершенном мире, приносящим столько боли ей и ее близких, но радовавшим своей осязаемостью и насыщенностью, девушка смогла осуществить задуманное: уведя лошадь из стойла, она планировала сегодняшний свой сон отдать взамен скорейшему участию в сражениях. Прыткость животного заставляла сердце Домитилль биться сильнее, и азарт, с которым девушка с одной рукой взбиралась на неподвластную теперь ей высоту, не позволил ей испугаться: с первой же попытки она оказалась на своем любимом месте, теперь увереннее глядя вперед. И хоть спустя несколько быстрых кругов по обжитой территории Тами была чуть менее довольна своей подготовкой и общим состоянием (удержаться на кобыле одной рукой было тяжело, да и слабость, с которой воин не до конца справилась, отвлекала от былого умения), для нее эта вылазка могла означать только скорейшее возвращение на поле боя.

Это мое путешествие в Долину Света последнее. Сегодня я видела Его глаза, и взгляд Его был направлен на предстоящее сражение. Эти две черные Луны игриво посмеивались надо мной, а я сокрушалась над своим желанием найти успокоение, тогда как спокойствие моей страны остались в моем угасающем сердце и брошенном мече.

Домитилль скоро вернулась на свой пост, и речи ее были более пламенными, в ее хрупком, не до конца восстановившемся теле была не виданная ранее сила, она видела конец Войны, а воины следовали за ней в пекло. Нетерпеливо снаряжаясь к предстоящей битве, которую некоторое время пришлось подождать, девушка наслаждалась красотой своего родного языка, и появление священника ее испугало.
-Святой Отец, я знаю, что это будет решающее сражение; оно подарит Франции свободу, - неожиданно для себя прошептала Амье и резко отвернулась от мужчины, даже не пытаясь понять, почему эти слова сорвались с ее губ, горящих теперь под бременем ее ответственности. Выступать было волнительно и жизненно необходимо; благословение Святого Отца, обращенное ее войску, броней укрепило сердце Домитилль; крик, разорвавший надоевшую тишину затмил все, что было до этого момента. Она неслась быстрее завивающегося ветра, а земля после ее отряда продолжала гореть. Враг был готов, но это было частью их плана; первое противостояние стало самым волнительным моментом в жизни Домитилль. Она видит врага. Она слышит звуки Долины, пробивающиеся сквозь скрежет мечей. Она видит пчел вместо стрел и темноту ее ночных кошмаров. Она кричит, и в памяти врага Домитилль Амье останется страшнейшим зверем.

Что происходит сейчас?

Это место – чище Долины и безобразнее изувеченного поля боя. Домитилль хочет открыть глаза, но пробивающийся свет болезненно яркий, он обжигал сильнее, чем сломанные кости. Перед ней – чистое небо, пусть и за тучей пороха и грязи, их разделяющей. Амье не раз задумывалась о смерти, но все ее представления были чудовищной ошибкой. Ее сердце вспыхивало от клича ее воинов, каждый удар оставлял порезы на коже, но не сердце, ведь оно целиком – лишь для любви к родной стране. И сейчас, молясь тут же перестать дышать, когда каждый вздох доставлял невыносимую боль, Домитилль не чувствовала ничего. Она не боялась, нет, она была разочарована, потому что весь романтический образ настоящего момента разбился на осколки. Здесь не было места геройству. Здесь не было места успокоению. Здесь не было места ничему, кроме ее выгоревшего тела. Неужели для каждого это закончилось так же? Чудовищная ошибка; и если она как предводитель армии, следующим днем разбившей врага, могла заставить принять это с благородством, то никто из ее воинов этого не заслуживал. Девушка почувствовала последнюю каплю тепла, даже не пытаясь глазами встретиться с Дэниелем. Все должно закончиться Светом, и Домитилль растворилась в торжестве своей Родины, отваге своих солдат и своей храбрости собраться в этот последним момент:

–Вы – мой дух, святой отец, а мы – дух Великой Франции.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище: ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь. Уста мои восхвалят Тебя. Так благословлю Тебя в жизни моей; во имя Твоё вознесу руки мои. Как туком и елеем насыщается душа моя, и радостным гласом восхваляют Тебя уста мои, когда я вспоминаю о Тебе на постели моей, размышляю о Тебе в ночные стражи, ибо Ты помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь; к Тебе прилепилась душа моя; десница Твоя поддерживает меня.

Домитилль закрывает глаза, ослепленные ярким утренним солнцем, и поворачивается к мужчине, еще не проснувшемуся, заменяя своим телом тепло мягкого одеяла. Когда тот смыкает вокруг девушки объятия, она улыбается: в такие моменты счастье ее воспринимается редчайшим даром, подаренным Господом. У Тами чудесная семья, насыщенная жизнь и, в большинстве, хорошие отношения с окружающими людьми. День предстоял тяжелый, и сейчас девушка лишь радовалась этому.

Ангел Господень, защити подвластный тебе Льеж от напасти, молитвами верующих и нашими благими делами, выражающими безграничную любовь к Господу и служащими освящению наших душ, памяти погибших и благу других людей. Аминь.

За завтраком Домитилль не включает телевизор: дети слишком увлечены баталиями друг против друга, поэтому не капризничают из-за отсутствия мультфильмов, а новостные выпуски в последние несколько месяцев открывают зрителям все новые подробности деяний орудующего в городе убийцы. Тень, нависшая над небольшим бельгийским городком, стала сюжетом многих историй, и это по-дурному комично, потому что в современном мире, располагая бесконечным множеством технических устройств и мощной армией, безумна неспособность властей управиться с сеющим страх и смерть маньяком. По результатам расследования серии убийств, все, что удалось выяснить следствию, что он работает один, постоянен в своих методах (использует нож), его жертвы – связь убийцы с миром – элементы ужасающей системы, по его законам построенной, где каждое его действие объяснено (чем, однако, не выяснено: явной театрализации убийств нет, но все они обозначены каким-то кодом). Власти ведут странную политику: знакомя публику с новыми убийствами, почти не комментируют действия следствия, словно это новый формат шоу, и это злило Домитилль, расстраивало ее и пугало ее резким холодом к Господу, позволяющему кому-то быть властным над жизнями других людей.

Отвезя детей в школу и снарядив мужа на работу, Дем вернулась домой: во второй половине дня она обещала помочь Сестрам в церкви, а пока девушка не могла простить себе ярый интерес к развитию дела с убийцей. Читая о новом теле, Домитилль проглатывает подкативший к горлу ком: непрекращающаяся череда убийств по всему городу – такое гнусное нарушение их спокойствия, течения жизни всех жителей и их семей, такая грубая несправедливость! На этот раз жертвой стала пожилая женщина, с которой Тами была знакома: как-то помогая прислужникам церкви, она провела с ней неделю, пока та осталась одна в связи со срочным отъездом ухаживающей за ней дочерью. Женщина эта была приятная и Домитилль нравилось с ней общаться, однако впечатление она производила тревожное: что-то было в ней мистическое, несмотря на ее приверженность церкви и веру в Господа (об этом у них даже состоялась интересная беседа); Дем страшно было предполагать, но возможно та была связана обрядами, оскорбляющими Бога: убираясь в доме, девушка нашла странную атрибутику, рассматривать которую, в прочем, не стала. На фотографиях с места преступления женщина застыла в позе, словно она к чему-то прислушивается; снимки были ужасающими потому, что следующим ее движением, останься она жива, был бы поворот головы на зов, и эта картина так ясно встает перед глазами, оживляя несколько фотографий плохого качества… Тело изувечено жуткими побоями. Справа от нее на стене был новый код: 32027. Домитилль вскочила из-за стола: как может человек вести такую игру с чужими жизнями?

32027

Тами никогда не видела себя детективом, но загадка этого числа поселилась в ее голове на долгие дни вперед. Муж замечал ее усталость, и злился на себя за невозможность ей помочь; Дем злилась на сложное устройство этого мира и такую очевидную беспричастность Бога к происходящему: наступили тяжелые времена. Все усугубилось, когда их хорошие знакомые, жившие по соседству, сообщили о грядущем переезде: разваливалось благополучие города. Домитилль много времени проводила в церкви, извиняясь перед Господом за свою несдержанность и тоску, не способная примириться даже сама с собой. Скользя глазами по строкам Библии, ища утешения в быту Ангелов, Тами удавалось успокоиться, однако страх нового тревожного сообщения сводил ее с ума.

«Мужчина или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них»

Тами захлопывает книгу и судорожно ищет фотографии последней жертвы в хронике: девушка с ужасом рассматривает ее раны, нанесенные словно камнями. 27 строфа 20 главы. 3 книги Пятикнижия. Домитилль кричит от невозможности происходящего: весь этот ужас пронизан единственным ее спасением – верой в Господа, и это искреннее чувство было вроде бескровного родства девушки и убийцы. Это так грязно, так гнусно! В истерике Дем сверяла сюжеты предыдущих убийств с библейскими картинами, и после четвертого совпадения в ней не осталось ничего: нахлынувшее отчаяние обессилило девушку, и даже тепла объятий любимого человека не хватило для ее хоть прежнего шаткого спокойствия. На следующий день, собравшись, и впитывая жизнь своих светящихся радостью детей, Домитилль твердо решила научиться с этим справляться: первым ее шагом было анонимное послание в органы предположений о возможном «использовании» сюжетов из Библии. Через пару дней это было преподнесено прессе как значительный прорыв в расследовании. Пока случилось очередного убийства, Тами стало легче дышать и примириться с Божьей волей.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

-Для расследования нам необходимы все доступные сведения о служителях этой церкви, - голос следователя звучал чужеродно в стенах светлого храма, его присутствие здесь с двумя помощниками настораживало посетителей и откровенно пугало женщину, вызвавшуюся к нему на разговор. Объяснение, что ужасающие преступления совершены рукой прислужника церкви, лишь еще больше напугали ее, что, в свою очередь, начинало выводить из себя «гостей». 

Джулиан Дэйн возглавлял отряд, занимающийся расследованием самого громкого дела в Льеже, если не во всей стране, за последнее время, поэтому публичности ему избежать не удалось. Наоборот, СМИ играли с его образом или инициатива шла от него самого / властей – неважно – однако каждое его появление на экране телевизора сопровождалось неприятным ощущением: он был холоден и максимально сдержан, его прищур, убранные черные волосы и вечно темные одеяния придавали ему вид героя антиутопического романа. Следователь не производил впечатления приятного человека, и у многих жителей он вызывал настороженность. В прочем, отсутствие хороших вестей лишь способствовали развитию общей неприязни к этой персоне.

-Сестра Елена, - Домитилль мягко коснулась плеча женщины, выходя вперед, -Позвольте мне.

Природа человеческого поведения всегда была интересна для Тами. В любом деле, которым девушке приходилось заниматься, самой приятной частью она видела возможность общения с разными людьми; каждая история была для нее уникальной и человеческая воля, сила или их временное отсутствие возбуждало сердце девушки. Именно эта любовь к людям привела ее в церковь, ведь именно здесь она могла дарить свой свет нуждающимся. Лукавством было бы умолчать, что она нуждалась в их свете не меньше. Не менее интересной была для нее история ледяного Джулиана Дэйна. И вот сейчас хрупкая Домитилль стояла перед мужчиной в черном плаще, глядя в его глаза… не передающие ничего. Его помощник почти сорвался на крик при общении с прислужницей церкви, и это сердило Дем: храм – не место громких разговоров.

-Меня зовут Домитилль Амье, и я отвечу на все ваши вопросы… - уверенно произнесла девушка, глядя прямо в глаза Дэйна.
-Джулиан Дэйн, - без необходимости представился следователь. –Прошу прощения за нашу настойчивость, давайте продолжим беседу в другом месте?

Домитилль изменилась в лице и направилась к выходу из храма, обернувшись к сестре и кивнув головой, мол, все в порядке и я прошу прощения за их поведение в стенах святой обители. Девушке стало не по себе, когда она почти физически почувствовала, как он вытащил ее негодование из ее головы и осознал непозволительность своего поведения. Вернее, это не было раскаянием или чем-то еще, нет, это было соответствие принципам Домитилль, так скоро и легко выявленным мужчиной, вероятно, обладающим редкий дар эмпатии. Уже на улице Джулиан отпустил сопровождающих и, оставшись наедине с девушкой, медленным шагом направился вперед.

-Вы предполагаете, что это совершил кто-то из служителей? – нарушила напрягающую тишину Домитилль.
-Рассматриваем такую версию, - ответил следователь, продолжая смотреть перед собой. –Поступили сведения, что преступник – осведомленный в религиозной литературе человек…
Девушка не могла понять, против чего она выступала с большим рвением – формулировки «религиозная литература» или неразумного, по ее мнению, обобщения. В прочем, отрыв от веры – не достаточное для Домитилль основания для осуждения человека.
-Знакомые с постулатами не ограничиваются священниками, - ухмыльнулась Тами.
-Я был бы рад, узнав, что этот человек вообще не связан с церковью, миссис Амье.

Домитилль согласилась помочь в расследовании, и это трепетом отзывалось в груди: она, вдохновленная любовью и силой Господа, возможно, приблизит окончание череды убийств. Более того, ей было проще общаться с мистером Дэйном, чем церковным служителям; это было… интересно. Они виделись с разной периодичностью: когда требовалась помощь Тами – почти каждый день, когда следствие попадало в тупик – недельными становились перерывы. Спустя пару недель девушка могла с уверенностью сказать, что холод – это атмосфера общения с Джулианом, но сам он холодным и черствым человеком не был. Он горел своим делом, но был потрясающе сдержан и внимателен, отчего Домитилль становилось печально – если он до сих пор со своим уникальным даром не обнаружил убийцу, какими качествами обладает тот человек, скрывающийся оскверненными Книгами?

-Мистер Дэйн, почему вы отрешены от веры? – во время очередного разговора спросила Тами? Нередко их разговоры уходили от темы расследования – Дэйн был замечательным собеседников, да и компания Домитилль ему была приятна.
-Вероятно, то, что вы черпаете из своей веры, я нахожу в других вещах, - Амье усмехнулась, и Джулиан перевел взгляд на нее. При разговоре он редко, однако, смотрел собеседнику в глаза.
-Я бы очень хотела сказать, что Вам ее не хватает, - выдохнула Домитилль. –Но я так не думаю.

-Это может быть кто угодно… Мужчина, знакомый с Писаниями, обладающий выразительным умом и чем-то одержимый… Любой человек – горожанин или живущий в области, преуспевающий в карьере или занимающий незаметные позиции – садовник или чиновник, воспитатель или мусорщик – его одержимость гораздо сильнее его статуса, и он может использовать это как для прикрытия, так и не задумываться об этом. Нам дОлжно быть у финиша, но мы топчемся на самом начале, - отчаянно бормочет Дем, уставшая от безуспешных попыток – уже не отрешенных властей, но и своих. На днях было совершено очередное убийство. И опять нет ничего, указывающего на преступника.
-У него есть семья? – прерывает речь девушки Джулиан, словно загоревшись новой идеей.
-Не думаю; он избавляется от грехов, а в близком человеке их обнаружить намного проще, - устало выдыхает Тами и, округлив глаза, уставляется на следователя, очевидно с ней согласного.

В небольшом по численности населении Льежа большая, по иронии, доля неженатых мужчин.

Возвращаясь глубоко за полуночь домой, Домитилль находит силы лишь чтобы раздеться и лечь в кровать к мужу, в последнее время сутками не видевшемуся с женой, некогда озарявшей этот дом теплом и заботой, а теперь – слишком погруженной в расследование. За что ее нельзя было винить.

Доверяю Тебе, так как Ты - верный, всесильный и милосердный. Ты дашь мне отпущение грехов, милость и вечное спасение.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

В городе творилось сумасшествие. Редко можно было встретить девушку с длинными волосами, даже ребенка, девочку, а джаз теперь навевал лишь страх, и все фигуры, танцующие на обложках старых пластинок, замерли не в своем счастье, но в ожидании новых вестей.

-Мне кажется, за мной следят, - шепотом сказала Домитилль, выжидая реакции Джулиана. Ей было стыдно говорить это кому-либо другому, потому что это выглядело нелепо, однако острое ощущение, что в ее жизнь вмешался кто-то, заставляло просыпаться каждую ночь в ужасе. Мужчина коротко засмеялся.
-Домитилль, я справлюсь с любым безумцем, решившим подвергнуть Вашу жизнь опасности! Я понимаю Вас и понимаю неуместность моей шутки, за что прошу прощения, но, вдумайтесь, Вы седьмая женщина за это утро, кто говорит мне эту фразу. И тем не менее, я готов развеять Ваши опасения.

В жизнь Домитилль и правда вмешались: вместе с каре в город пришла утешительная французская мода, и каждая третья девушка в городе вышагивала по улицам в кокетливых платьях, забросив любимые ранее джинсы подальше в шкаф или же вовсе от них избавившись. Дем ненавидела джинсы, но в попытках убежать от массового безумия, выходила в свет только в «непопулярных» вещах, и если раньше из всех знакомых она была единственной по-доброму старомодной и женственной, то теперь такими были почти все, и это в современном городе! Жизнь Тами, как бы претенциозно это не звучало, стала лекалом безопасной жизни в Льеже.

Жизнь не могла стать прежней, и полностью это Дем осознала, когда ее муж предложил переехать. И когда она посчитала согласие единственным верным решением для обеспечения безопасности своей семьи. Но беспокойство стихло – через две недели, несмотря на традиционный вечерний джаз и укрепившуюся моду, стало спокойнее: люди работали, отдыхали на выходных ярмарках, и дома вдоль дорог перестали опустевать. Тами решила продолжить расследование, не столько будучи уверенной в своей незаменимости, сколько в желании избавиться от настигающего их зла. Жизнь становилась прежней?

-Домитилль, позвольте спросить, – голос Джулиана обрывается, когда на него устремляется заинтересованный взгляд девушки. Она уплетает пасту, и это, вероятно, единственная причина, по которой текущий момент нельзя отнести к романтической заминке (возможно, только для Домитилль, ведь замер же мужчина, восхищенный ее глазами?). –Как Вы пришли к вере?

Дем оставляет приборы и некоторое время не решается поднять глаза на собеседника. Эта беседа имела большое значение для первой: хоть тема была достаточно тяжелой по ряду причин, поделиться ей со своим новым (и единственным, к чему постепенно приходила Домитилль) другом – слишком трепетное действие. Девушка отпила вина из бокала и усмехнулась. Ситуация была действительно комичной: она с мужчиной, который ей, обозначим, небезразличен, ужинает на кухне своего дома, провожая тяжелый вечер – время близилось к полуночи. Муж уехал с детьми к матери, и Домитилль не допускала даже мысли, что это – хороший случай для совместного времяпрепровождения с Джулианом; она лишь сочла правильным угостить коллегу, отвезшего ее домой. Однако теперь, раскачивая бокал и наблюдая за переливами терпкого напитка, Тами едва ли могла сказать, чем отличается текущая обстановка от оной на свидании. Кроме, конечно, ее нерушимых принципов. 

-Не стану спрашивать, как Вы угадали, что к вере я обратилась уже в сознательном возрасте, - легко улыбнулась Домитилль мужчине, уже отчаявшемуся услышать ответ на свой вопрос. –Это случилось после окончания колледжа. Скажу сразу, за этим стоит не самая приятная история, и я, откровенно говоря, не знаю, почему открываю ее Вам…

Миссис Амье, образцовая мать и трепетная жена, казалось, с детства выносила эти и другие свои качества, позволяющие, наверное, каждому ее знакомому охарактеризовать девушку как хорошего человека. Нельзя сказать, что общество после знакомства с периодом ее юности ждало грандиозное разочарование, однако в свои шестнадцать лет Дем мало чем отличалась от сверстников. Здесь пропущены рассказы о громких вечеринках, баловство наркотиками и не всегда чистые помыслы – даже сейчас девушка не стыдилась этого, оставляя, между тем, свое бунтарство в прошлом – это ее путь. В какой-то момент возбужденной особе все показалось чертовски не привлекательным, а действия свои – бесполезными; тогда все и началось. Компании – сомнительнее, времяпрепровождение – сомнительнее, как и все ее представления о будущем – в тумане. В колледже таких называют «плохими девчонками»: распущенность в словах и дисциплине, отношение с сокурсниками… Так как отношения с людьми всегда были интересны Домитилль, не удивительно, что эта мысль родилась в ее голове. Как в плохом сценарии: за ней увязался неплохой парнишка, который видел в ее глазах звезды и все воспринимал за чистую монету; Дем искренне была заинтересована в развитии их «отношений», правда, в немного извращенной форме.

-Я сидела перед следователем и с безразличием описывала ему случившееся, мол, да, я знала, что он пойдет на все ради меня, в этом и была забава… Забава… Мне не сказали, что именно произошло, сначала я думала, что нас привезли в участок из-за того, что мы рушили садовых гномов на соседнем участке; когда упомянули наших знакомых, стало напряженнее, но чувства ответственности не появилось. Я знала, что он пойдет к тому парню, воодушевленный миссией возвращения моего честного имени, и я знала, что в тот день у второго – якобы плохо со мной обращавшегося – была вечеринка; самым плохим вариантом мне виделось, что его поколотят сильнее, но и это не казалось неправильным. Следователь (кстати, я не уверена, что это был следователь – очень уж он был молод) был зол предельно… Мне нравилось, как он напрягался при изложении случившегося. До того момента, как я услышала, что мой кроткий мальчик настолько одержим был мной, моим образом, да чем угодно, что раздобыл где-то пистолет и ринулся в драку с никому, даже ему самому, я уверена, не ведомыми, но такими темными, намерениями. Мне кажется, в тот момент я начала слушать. Людей, звуки окружающего мира и себя. И он замолчал… Полицейский не сказал, чем все закончилось, а у меня сил не было спросить его. Кто-то погиб? Из-за моей невинной шалости? Вот тогда все оказалось пустым и незначительным, а мои действия – грязными. За мной единственной долго не приезжали родители – они были за городом, и следователю пришлось сидеть со мной почти до утра. А это утро – самое тяжелое ожидание в моей жизни, и вовсе не из-за родителей. Он не сказал ни слова, хотя видел, как меня это гнетет, и ему стало меня жалко, да, но он не сказал… Я благодарна ему, потому что я стала такой его усилиями; он и сейчас поступает так же...

Домитилль улыбнулась; Джулиан – второй человек, которому девушка рассказывала свою историю, и ей было сложно смотреть на него, потому что ей уже в третий раз приходилось сгорать от прежнего стыда. 

-После этого я пересмотрела свое отношение ко многим вещам и нашла утешение в вере. В тот вечер никто не погиб, и это Божье благословение. Мы общались с тем парнем, и спустя годы даже посмеивались над сложившейся ситуацией, но это остается моим главным переживанием… С которым мне помогают справляться мои близкие, друзья и Господь. Такова моя история.

-Я по-прежнему вижу в тебе только свет, - впервые взгляд Джулиана смутил Тами. –И не сочти…те это за укор, но… тот следователь… Ваш супруг?

-Да, и это еще одна причина, по которой я не способна вычеркнуть события тех дней из своей жизни, - Домитилль улыбнулась, искренне; внутри все бушевало, потому что этот вопрос обнажал ее настоящее чувство к мужу – благодарность, но девушка была уверена, что это надежный фундамент их любви. Чарующий блеск в глазах Джулиана и выступающий из-за выпитого вина румянец на щеках Дем заставлял чувствовать ее, будто она поступает неправильно. Их разговоры углубились в ночи, и только в половине четвертого мужчина, встретив отказ в его предложении помочь с посудой, завороженно глядя на Домитилль «закончил» этот вечер.

-Мы не сделали ничего плохого, - пытаясь развеять тоску в глазах девушки, произносит он. –Я благодарен Вам за этот вечер и потрясающий ужин.
-Вы прекрасный собеседник, мистер Дэйн, - пожимая руку мужчине, Тами зарделась: прикосновение к нему казалось непозволительно интимным, несмотря на то, что это максимально дозволенная близость сегодняшнего вечера и любого другого момента их общения.

---

Джулиан Дэйн не пропускал вечерней молитвы: сегодня, как и обычно после работы, он сидел на скамье, безмолвно повторяя строки Писания и неотрывно глядя вперед. На выходе он встретился глазами с сестрой Еленой и спустя несколько секунд отвел тяжелый от усталости и… слез взгляд и вышел из храма.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

Домитилль просыпается и старается дышать тише обычного. Первое, что видит Тами, открыв глаза – яркие носки, очевидно, ее несменного дружка, а это значит, что он еще спит, что, в свою очередь, заставляет ее воображение действовать потрясающе буйно. Аккуратно поднявшись с кровати, Тилль воодушевленно оглядывает комнату: сейчас все ящички, разбросанные вещи, предметы мебели представлялись чем-либо иным, что было способно воплотить задумки в жизнь.
-Даниель, просыпайся, скорее, они уже идут! – истошно кричит Домитилль, хватая парня за плечи и тормоша, что есть силы. –Быстрее!
Не успев отойти от сладкого сна, Дэнни придается панике своей спутницы, не ставшей бы будить его без особо важной причины. Тами толкает мечущегося парня к шкафу, и тот рьяно запрыгивает на полку, закрывая дверцы и прислушиваясь в ожидании ИХ. Спустя некоторое время он осознает происходящее и, нахмурившись, вылезает из шкафа, готовя план мести. Впрочем, это у него не получается, потому что тот сразу же ловит своим щекастым лицом удар подушки. Домитилль заливисто смеется из-за неуклюжести своего дружка и не успевает среагировать на летящую в нее игрушку… Очередная баталия закончится выговором родителей, незначительными ссадинами и грозными обещаниями поквитаться.

-Он – мой будущий муж! – деловито объясняла Дем родителям. –А значит, мы можем заниматься чем угодно! Эта идея золотой нитью связывала все события, происходящие за время их многолетней дружбы.

Домитилль очень любила Дэниеля. Он был слишком высоким для своего возраста и немного неуклюжим, забавно обижался на выдумки Тами, что случалось довольно часто, но всегда быстро проходило. Уже в детстве в его голове рождались удивительные сказочные истории, которые девочка (да что там, и взрослые) могла слушать часами. Практически всегда эти двое старались воплотить собственные сюжеты в жизнь, из-за чего часто попадали в интересные ситуации, только закалявшие их дружбу. Их родители дружат со времен колледжа и живут на соседних участках, поэтому Дем и Дэнни проводят вместе почти все свое время. Главы семейств даже договаривались, что первый родившийся в их семьях будет назван Дэниелем (Даниеллой), что стало предлогом для Дэнни подшучивать над Домитилль, мол, он спас ее от смешного имени (Даниелла – ничто по сравнению с Дэ-эниелем).

Домитилль просыпается и пытается побороть сковывающий ее ужас: совершенно точно сейчас больше полудня, а это может означать лишь то, что она проспала экзамен. По литературе, в которой она, скажем, не сильна. Осторожно поглядывая на часы, она отправляет сегодняшний день еще дальше в Бездну: задействовав все свои силы, она ни при каком раскладе не успевает к преподавателю. Не произошло ничего страшного – Дем всегда старалась здраво оценивать действительность и не сокрушаться по пустякам – ведь договориться о сдаче в другой день не составит труда при общей успеваемости Домитилль, однако неприятный осадок остался. Когда Дэниель заглянул к Тами ближе к вечеру, та даже оскорбилась: он-то вероятно присутствовал на защите проекта, а посодействовать пробуждению девушки, тем более после совместного времяпрепровождения прошлой ночью в шумной компании друзей, не догадался. Открывая дверь и подбирая максимально недовольную гримасу, Дем встречает друга.
–Привет, - Дэниель обворожительно улыбается и проходит в дом, будучи словно в коконе, защищающем его от настроений Тами. –Тебя сегодня не было на учебе, все в порядке? В общем, я не знаю, почему я так сделал, но я объяснил преподавателю, что ты не могла присутствовать по дичайше уважительной причине, но выполнила задание дистанционно – да, так можно было сделать и ты бы это обязательно знала, если бы тебе был хоть сколько интересен предмет – и сдал работу, написанную мной… Он поставил высокий балл, и почему-то тогда мне казалось, что ты не будешь сердиться, но сейчас я почему-то в этом сомневаюсь…
Домитилль в шоке уставилась на друга. Из-за этой мелочи, ворвавшейся в множество всего того, что Дэниель делал для нее хорошего, сейчас она увидела перед собой человека, с которым никогда не сможет попрощаться. Кинувшись к нему на шею, Тами разразилась хохотом, когда тот прошептал заветные слова: «Но теперь ты поможешь мне с математикой…»

Дэниель всегда воспринимался Дем как брат, которого у нее никогда не было: несмотря на то, какие они были разные (что с взрослением стало часто проявляться), друзья были не разлей вода. Домитилль (да и многие другие) вряд ли придумали бы сценарий дружбы интереснее и чище, чем то, что разделяли эти двое каждый новый день. Иногда она задумывалась, как все может быть настолько просто: все размолвки увенчивались примирением, каких-либо серьезных ситуаций не возникало в принципе. Даже когда в жизни обоих, еще совсем в юношестве, начали появляться другие люди, никто изначально не мог претендовать на место, отведенное Дэниелем для Домитилль и Домитилль для Дэниеля; возможно, поэтому в личной жизни у них не складывалось.

Домитилль просыпается и видит Дэниеля, недовольно утыкающегося носом в подушку и ближе прижимающегося к обнаженной Тами.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

В голове Домитилль нередко проскакивало сомнение: как могла вся любовь мира, которую она испытывала к Дэниелю, умещаться внутри ее хрупкого тела? А ведь она чувствовала ее почти физически, и «бабочки в животе» – самая пошлая ассоциация, по мнению девушки. Каждый раз, когда она смотрела на Дэнни, внутри разливалось что-то теплое, обволакивая все органы и заставляя, как казалось и Тами, и окружающим, ее светиться. Сказать, играло ли роль воспитание Домитилль родителями, дарившими ей все свое время, энергию и любовь, сложно: ведь Дэнни в ее жизни появился столь скоро, как только она начала воспринимать этот мир (а может, и раньше). Дэниель де Валуа – ее брат, ее друг, ее спутник.

Домитилль любила рисовать, и на любой вопрос о вдохновении, она с десяток бы раз прошептала имя своего спутника: их чувства, их общение и сами они – такие легкие, воздушные, что даже облачение этого в форму слов не должно быть слишком грузным и громким. И повседневность не разбивала этого искреннего восторга, разделяемого обоими: даже в самый пасмурный день и в момент полного истощения улыбка была припасена для Дэнни, и тот в нужный момент всегда спал ее.

-Тебе не кажется, что это немного… грузно? – Дэниель, склонив голову на бок, рассматривал новое творение девушки. Он любил Тами всем сердцем (это было очевидно для них обоих и для всего остального мира), но это не затупляло его критического взгляда, что часто расстраивало девушку. В процессе рисования, одержимой своими чувствами, вдохновением, ей не хотелось оценивать свои работы, и каждый раз, когда Дэнни возвращал ее на землю, Домитилль на него сердилась (к слову, что быстро проходило): не дОлжно человеку, возносящему ее до небес, так гнусно рвать ее тропы.
-Да, ты прав, мне стоит научиться вовремя останавливаться, - выдохнула Амье, уткнувшись носом в грудь Дэниеля, и парень как по команде обвил своими бесконечно длинными руками ее хрупкие плечи.

Родители называли малышку Домитилль волшебной; как они рассказывали позже, это не было вызвано ассоциацией с ее необычной внешностью или проявлением не здоровой от умиления чадом любви, но было подсказано атмосферой, которую девочка создавала вокруг себя. Даже если все дети планеты – маленькие искорки чистоты и непорочности, необходимые этому миру, Домитилль светила особенно ярко: ее окружало счастье и любовь. За каждую минуту жизни Тами благодарила своих чудесных родителей и Созидателя. Позже волшебной ее называл уже Дэниель. Когда девушка ловила себя на мысли, что она выросла, окруженная одними и теми же людьми, как в теплице благополучия, она улыбалась: ее жизненная линия была простой и устремляющейся вдаль по прямой, но не было ли это чудесным?

Новой осенью Дем заметила, что опадающие листья не золотые, но погибающие, и не стремящиеся вслед за порывом ветра, но желающие остаться несмотря на отречение. Первые недели прошли под эгидой грусти, и Домитилль списывала это на сложности с учебой, взрослением, чем угодно; она привыкла быстро справляться с наступающей хандрой, поэтому попросту старалась не досаждать близким своим плохим настроением. Поступление в университет – это волнительно, поставлена высокая планка, а мысли о том, что Домитилль и Дэниель будут учиться раздельно, добавляла тоски. Впервые перемены не ассоциировались с чем-то чудесным и вдохновляющим. Впрочем, Домитилль быстро устроилась на новом месте: ее по-прежнему окружали удивительные люди – новые знакомые становились более близкими, и волнение проходило. Учеба давалась нелегко, но девушке это даже нравилось – новый ритм заставлял делать больше и быстрее (и на новом уровне). Дэнни тоже повезло с коллективом и, кажется, он стал только прекраснее, решив развивать свой талант – это восхищало Домитилль. Тревога не отступала, и Тами дала себе чуть больше времени на то, чтобы освоиться в своем новом состоянии. Дэниель органично влился в новую компанию Дем, а та – стала своей в его кругу. Студенческие вечеринки отличались от оных в колледже, и вполне могли стать частью сюжета фильма о золотой молодежи, к которой теперь относились Дэниель де Валуа и Домитилль Амье.

Длинные пальцы заботливо убирают короткую прядь выжженных волос за ухо, и столь знакомые губы накрывают жадные ярко-красные. Домитилль просыпается и, поворачиваясь к своему спутнику, прижимается к его спине, не желая давать волю своим мыслям, которые, наверное, и не имеют основы. Однако теперь безобидные разговоры Дэнни со своими знакомыми, подругами, не выглядели такими безобидными. И если раньше Домитилль допускала, что в жизни Дэниеля есть место любимым-другим-людям, то теперь ей не хотелось, чтобы ее место в его сердце было занято кем-то еще. Тами никогда не была ревнивой, и это новое качество ее уже привычной тревоги пугало девушку: что-то норовило измениться, кардинально, и это не могло нравится. Когда во время очередной посиделки Дем видит, как Дэниель убирает волосы Зи, смеющейся так близко рядом с ним, ее прошибает. Бросив невразумительное прощание, она выходит из-за стола и пытается выглядеть маскимально нормальной. Почти сразу телефон начинает разрываться от настойчивого звонка ее спутника и, стараясь по-прежнему не вовлекать его в свои переживания, Амье отвечает, на ходу придумывая что-то о незаконченной работе. Когда Дэниель вернулся со встречи домой, Домитилль почти накинулась на парня. Тот оторопел от энергии Тами и по-доброму засмеялся в перерыве между жаркими поцелуями возлюбленной. Красная помада? Дем начала расстегивать пуговицы его рубашки, поцелуями спустившись на его шею. Дэнни шумно выдохнул и принял правила девушки, потянувшись к застежке ее платья. Такое поведение не было свойственно Домитилль, и это достаточное основание полагать, почему он так рьяно на него отреагировал.
-Как думаешь, а какая она в сексе? – не прекращая движений, спрашивает девушка. Дэниель воспринимает слова Тами и, поворачиваясь, наращивает темп: движения становятся резкими, прикосновения – грубыми. Сразу после Дэнни вскакивает с кровати и недоумевающе смотрит на возлюбленную.
-Я не представляю, о ком ты говорила, но это и не важно. Вернее, я представляю, но это все равно не важно. Я же вижу, что с тобой что-то происходит, в последнее время ты сама не своя, и ты ничего не говоришь. Ты не подпускаешь меня к себе!
-Извини, - шепчет Тами. –Надеюсь, ты не знаешь ответа наверняка.

После этого случая напряжение выросло и в отношениях с Дэниелем. Он не одни раз пытался разговорить девушку, чтобы помочь ей справиться с ее тревогой, и Дем прекрасно знала, что у него получиться вытащить ее из этой ямы, всегда получалось, но ей не хотелось звать его к себе, в эту тьму, потому что он попросту этого не заслуживал. Оставаться наедине со своими переживаниями стало еще сложнее. Это заметили и родители, встречи с которыми сократились, и друзья Тами, на встречах с которыми она чаще всего была не в духе.

Время шло, и Домитилль научилась защищать своих близких от своей тревоги. Уже долгое время из-под руки Тами не выходили легкие и яркие картины, «грузные» - иногда, но чаще – тяжелые и темные. Отец просил поговорить с ним и после очередной неудачной попытки просто оставил визитку с контактами врача. Ей не удавалось защищать своих близких. Совсем скоро все начало усугубляться: теперь ночью Домитилль видела не сцены измены, но куда более тяжелые сюжеты; они стали основой ее новых картин. На одной из них была изображена девушка в доспехах, упавшая на колени от многочисленных стрел в незащищенном корпусе. Вокруг была слякоть и грязь – даже в воздухе. Заканчивая картину, Дем почувствовала колющую боль в районе предплечья и коснулась пальцами этого места, усмехнувшись. Когда Дэниель зашел в комнату, он замер, не имея возможности оторваться взглядом от картины.

-Мне тоже они снятся, – прошептала Домитилль, разглядывая воина и переживая этот сон заново.

Черное и белое. Белое и черное.

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

Домитилль смотрела в окно и видела солнечный свет, под лучами которого изнывали противоборствующие времени постройки: белый камень, выцветающая зелень и пыльный-пыльный воздух отсылали в мысли о далеких временах, когда люди были готовы гибнуть под речи оратора и поля сражения застилались красными знаменами. Родной город Домитилль едва ли можно было назвать современным Акрополем, и возникающие ассоциации ее забавляли. Кинув последний взгляд на мельтешащие внизу голубые огоньки, девушка вернулась в тень комнаты и продолжила тренировку. Ей нравился запах прелого железа и мозоли на не женских ладонях, да и сейчас чаще, чем раньше, выдавалось свободное время.
-Ты старомодна, - ухмыляется мужчина, заходящий в помещение, и облокачивается о стену недалеко от двери. То был Гарольд, один из немногих из круга Домитилль: смуглый высокий мужчина, редко разменивающийся на любезности. Тами подняла на него взгляд, откинув налезающие на глаза пряди волос, и улыбнулась. Ей хотелось съязвить по поводу его крепких мышц: технологии не стояли на месте, и если совсем недавно лишь помогали человеку в его повседневных делах, то спустя пару десятилетий полностью взяли на себя многие обязанности. Так, например, теперь не обязательно было прикладывать усилия для того, чтобы оставаться в форме, достаточно было стимулировать мышцы электрическими импульсами (чему Гарольд и обязан своими формами). Тем не менее Дем питала к нему почти родственные чувства и не могла корить его за экономию своего времени и времени их Народа.
-Это дисциплинирует, - девушка продолжила упражнения.
-Тебя хотят видеть в Палате, - уже более серьезно сказал мужчина. Дем посмотрела на него удивленно-возбужденно, и тот лишь едва заметно кивнул головой.
Внутри Домитилль в миг разгорелось пламя, своими языками ласкающее все органы; и хоть она старалась держаться спокойно, Гарольд чувствовал ее энергию. Девушка отложила гантели и, выдыхая, отправилась в соседнюю комнату. Мужчина, в ожидании, подошел к окну и принялся рассматривать людей на площади. Интересно, какие мысли возникали в его голове?
Через некоторое время Домитилль была готова. Она вышла из комнаты в темно-синем облачении, сродни тому, во что был одет ее напарник: кофта была стянута разными ремнями, на ней красовались регланы; низ был скромнее – черные плотные брюки и крупные ботинки. То, что настал случай снова надеть форму, радовал Тами еще сильнее.
-Ты бы мог позвонить, - Дем решила разбавить тишину по дороге светской беседой. –Ты тоже обольщен шиком прошлого?
-Я хотел видеть твое лицо, когда ты узнаешь, - ухмыльнулся мужчина, и этот ответ понравился девушке – путь они продолжили без последующих реплик.
На площади парни, девушки, и люди постарше, преимущественно облаченные в голубые одежды – от светлого к более насыщенному, - молча уступали дорогу Гарольду и Домитилль, отвлекаясь от своих дел и смотря им в след, или даже робко следуя за парой, на безопасной дистанции. Система дисциплины была предельно простой, а посему – действенной. Люди делились по своим достижениям и сроку службы – показателем их уровня было их убранство: низкие ранги одевались в голубые костюмы (к слову, повседневная одежда отличалась от формы незначительно – отсутствием знаков выслуги) разных оттенков, более высокие ходили в одеждах более темных. Простые жители были облачены в белые одеяния. Соответственно, темно-синий – знак принадлежности персоны кругу приближенных Лидера. Именно этим оправдано отношение людей на площади к Тами и Гарольду.
Набирая в легкие воздуха, Домитилль решительно толкает дверь в Палату и стремительно приближается к трибуне. Девушка встает на колено и преклоняет голову перед Лидером: ей не страшно в его присутствии, она нередко удостаивается чести вести с ним беседы, однако каждая новая встреча – прилив невероятных сил и гордости за причастность к этому кругу лиц.
-Здравствуй, Домитилль, - протянул мужчина за трибуной. Имя, слетающее с его губ, дрожью пробирало девушку. Когда она, переборов легкий румянец, подняла голову и встретилась с ним глазами, Тами в очередной раз поняла, что никогда не сможет поступить наперекор этому человеку.
Лидер – главный человек всего их народа, самый справедливый и матерый руководитель, способный создать процветающее общество. Люди безоговорочно верили его речам и под тенью смертельной опасности выполняли любое его поручение. Он – сила, которой хватало каждому жителю; на нем и из его любви произрастало новое государство. Совсем скоро должен начаться важный период истории их общества – пока еще безымянного, а оттого куда более сильного: людей не утешали рассказами о светлом будущем, их вдохновляли на текущие свершения. Дем видела в Лидере своего отца и свою мать, которые погибли слишком рано; своего брата, являвшегося ей опорой; своего мужа, способного усмирить самые бурные реки или низвергнуть тысячелетние льды с вершины горы; своего сына, который станет началом чего-то Великого. Каждый новый день Домитилль ревностно осознавала, что это же в нем находят сотни других жителей.
Она не помнила своего детства, и лишь смутные образы иногда посещали девушку. Тами знала, что после смерти родителей, сам Лидер взял ее под опеку, но ни одного дня, проведенного с ним, она не помнила. И это было единственное, чего Тами не могла себе простить: каждый новый день она ждала Его отцовского прикосновения, но уже второй десяток лет этого не происходило. Домитилль никогда не хватит смелости, несмотря на бесконечную силу ее духа, спросить, что произошло тогда с ней, с ее родителями и с Ним самим. Эта тайна хранила ее верность и ее дисциплину, и в какие-то моменты девушка позволяла себе допустить мысль, что в его взгляде она прочитывает «Ты делаешь все верно, и это твоя жертва для нашего будущего». Лидер – единственный человек, способный добраться до сердца Домитилль, и сейчас, когда он кротко произносит «Пора наступила», сентиментальность девушки остается погребенной под сотней слоев азарта, энергии и радости наступающей победы.
-Он в подвале.
Домитилль молча кивает, стараясь сдержать радостный оскал, и выпрямляется в полный рост, все также глядя на Лидера. Встречая его уверенный взгляд с поволокой, Тами прощается и устремляется вниз, уже не обращая никакого внимания на Гарольда.

Рассматривая скрюченное тело на полу в подвале, Домитилль старается успокоить восторг, расцветающий в ее груди. Глубоко вдыхая и стараясь усмирить свой огонь, девушка делает шаг к телу. И еще один. Он такой свеженький. Шаг. С его губ сорвется столько стонов. Шаг. Неужели этот хилый парнишка – один из них, противостоящих Лидеру? Вздор. Домитилль заряжает железной ногой удар в живот и недовольная слабым всхлипом, повторяет удар. Расстроившись, что парень, кажется, отключился, Тами вздыхает и уже немного скучает по своему задору. Усаживая гостя на стул и сковывая его конечности уже крепкими оковами, Домитилль замирает и снимает с его головы мешок. Всматриваясь в его лицо, девушка проводит пальцами по его щекам, останавливаясь на гематомах (Тами всегда просила вышибал работать аккуратнее и не наносить увечий пленникам) и скользя ниже. Проводя большим пальцем по его пухлым губам, девушка вздрагивает и, приближаясь своими губами, шепчет «Несмотря на то, что пока ты еще можешь произнести имя, тебе не удастся его осквернить». Стискивая от злости зубы, девушка откидывает голову гостя и выпрямляется. Ни один человек в присутствии Домитилль не называл ее полным именем: только Лидер мог произносить ее имя. На подсознательном уровне это вызывало в ней необъяснимую ярость, а в этом состоянии девушка была страшнее палача. Чтобы жертвы навсегда запомнили прикосновения девушки, она заставляла их произносить ее имя, и когда те уже были не в силах выносить последние пытки, они в ужасе шептали «Домитилль»; после этого она отрезала верхнюю и нижнюю губы и, упиваясь их криками, смеялась нелепым выражением лиц: теперь ни один из них не мог произнести ее имя, даже шипя от ярости: Доитий – то, на что будут направлены сотни проклятий. В городе и за его пределами можно встретить людей, носящих маски – с большой вероятностью они лично знакомы с Домитилль.
-Мы с тобой наедине уже больше четырех часов, и ты пока цел; надеюсь, ты понимаешь, что это следует рассматривать не менее как мою доброту? – девушка сидела напротив парня и всматривалась в его глаза, она успела заскучать, так как последние пару часов парень просидел без сознания. –За это я хочу, чтобы ты поговорил со мной… о своих жизненных планах. Ты ведь что-то планируешь? Вы ведь что-то планируете?

[NIC]Domitille Amiet[/NIC][STA]Amen[/STA][AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0012/ff/88/621-1433119495.jpg[/AVA]

Гарольд провожает Домитилль, выходящую из подвала, молчаливым взглядом: он знает, что сейчас не самое подходящее время для вопросов. Ему оставалось лишь гадать, что она уже успела сделать с пленником, и возникающие представления заставляют мужчину усмехнуться, в очередной раз подталкивая на мысли о том, что же все-таки руководит этим человеком и каков предел ее ярости.

Домитилль вернулась в свои покои и замерла в центре комнаты. Подняв голову, девушка закрыла глаза и глубоко вдохнула: она чувствовала, как каждая ее клетка наполняется жгучей энергией. Ощущение полной власти над человеком, возможность проникнуть в самые страшные кошмары этой гнили, противоборствующей режиму, приводило ее в восторг. Улыбаясь, Тами слышит хруст костей Дэниеля, и он пробивает ее тело дрожью. Она вспоминает его ухмылку, и это разжигает дичайшую ярость: этот глупец один из немногих, позволивших себе смеяться над Домитилль, словно… не боясь ее? Девушка вырывается из комнаты, и сердце несет ее в подвал, однако, давая себе отчет в своей текущей вспыльчивости, она бежит в дворцовую кухню. Влетая в помещение, девушка сносит часть утвари с ближайшего стола и пытается впитать в себя взгляд каждого напуганного человека. Слуги пытаются спрятаться, но никто не позволяет себе бежать. Девушка вплотную подходит к полному мужчине и, всматриваясь в его глаза, сквозь зубы процеживает: «За мной». Какая-то женщина всхлипывает, провожая взглядом Домитилль и своего знакомого, явно не предвкушая ничего хорошего от их уединения. Дем останавливается перед лужицей крови от выпотрошенного поросенка и ощущая ее железный привкус с абсолютной ясностью осознает, что сделает с поваром, ее новым спутником. В мыслях снова возникает усмешка Мегафона, и бороться с желанием после многочасовых пыток свернуть ему шею обнаженными руками становится сложнее. Толкая мужчину в небольшую темную комнату, Тами приказывает ему встать на колени и, разминая шею, тянется к хлысту на своем поясе. Нанося раз за разом все более сильные удары по спине повара, девушка успокаивается: его стоны, переходящие в крики, искрящаяся на просветах кровь, сама ситуация ее полного контроля над происходящим служат замещением несвоевременных пыток Дэниеля, ее главного пленника. Домитилль останавливается гораздо позже момента, когда мужчина потерял сознание от боли, и, долго разглядывая рваные раны со стекающей по плоти кровью, наконец приходит в состояние равновесия. Выходя из помещения, девушка щурится от яркого света и видит кровь на своей ладони: она с таким рвением била неповинного мужчину, что кожаная рукоять ее орудия разодрала прежние шрамы. Впрочем, это ее только позабавило. В коридоре Дем встречает Гарольд и спокойно задает вопрос о поваре. Тами кивает в сторону ее импровизированной пыточной и, улыбаясь, следует дальше.

Домитилль воспринимали человеком страшнее палача, и ее вседозволенность немым страхом покоилась в сердце каждого простого жителя, работающего во дворце: подобные визиты хоть и были редкостью, но каждый новый раз становился более жестоким, чем предыдущий. И если раньше слуги получали сполна за провинности, ничтожно мелкие, то сейчас нападки Домитилль оправдывались необходимостью расслабиться или и вовсе ради забавы.

Отражение в зеркале завораживало Домитилль. Она и не помнила момента, когда кожа ее стала такой грубой, а взгляд жестоким, но это в какой-то мере забавляло девушку: интересно, можно ли измерить, сколько боли и страха она видела? Сколько семей ее проклинает? Улыбаясь, Дем стирает с лица капли крови своего нового товарища, и стекающая бледно-красная вода подталкивает ее на мысль развития их с Мегафоном беседы. Девушка спускается в подвал, держа в руках миску с водой и губку. Кажется, ее пленник дремлет, но Дем как-то очень быстро избавляется от сотни представлений, рисуемых ее воображений.
-Соскучился?
Дэниель, вероятно, подготовил очередную партию колкостей к возвращению Домитилль, однако от бессилия лишь слабо улыбнулся.
-Признаться, ты меня разозлил, - Тами развязывает руки пленника и связывает их обратно уже спереди. –От этого даже пострадал невинный. Впрочем, меня это не задевает, как, стало быть, и тебя: ты же понимаешь, скольких невинных ты готов подставить?
Мужчина что-то лепечет, и Домитилль ловит себя на мысли, что таким он нравится ей больше. Еще больше – пожалуй, только со свернутой шеей, но это только предстояло. Тами была в хорошем расположении духа.
Девушка смачивает губку и аккуратно омывает раны пленника: сначала на лице, затем спускается к пальцам. Они такие длинные. Завороженно глядя на пальцы правой и левой руки, девушка задумывается, какой вариант ей нравится больше: теперь чистые гибкие пальцы или ранее ей же обезображенные?
-Что-то ты молчалив, Чревовещатель.
Само отношение «нравится» к пленнику, идеологическому наставнику противоборцев режиму приводило Домитилль в ярость: сжав сломанные пальцы, девушка подтянула к себе Дэниеля. Его слабый крик отразился в стенах подвала, и это вернуло Тами в равновесие.
-Я понимаю, что сейчас с тобой говорить бесполезно, и на рассвете мы обязательно решим эту проблему, но я не хочу, чтобы ты отпускал мой образ хоть на минуту. И да, меня по-прежнему бесят твои пальцы. Я бы откусила каждый из них, ты ведь помнишь? Но ты настолько мне отвратителен, что вкус твоей плоти мне по нраву не придется.
Дем достала из кармана тонкие пластинки и по очереди вогнала их под ногти пальцев изувеченной руки. Дэниель потерял сознание, но это не остановило девушку. Закончив, она сорвала ноготь с указательного пальца, посчитав это символичным, и оставила пленника одного.

Ночь была сладка.

На третий день Дэниель стал болтливее, но болтливее не в сберегающем его качестве: за это он удостоился нескольких ударов охранника, приносившего ему еду. Домитилль не заглядывала к нему, потому что пока это оставалось бесполезным. Ее интересовало, как скоро начнется заражение и сможет ли она, вопреки своим желаниям, оставить его умирать от разъедающей болезни, не отняв ни секунды страданий своими намерениями расправиться с ним собственноручно?

-Что ты с ним сделала?

Домитилль непонимающе смотрит на бушующего Гарольда. Девушка пытается сохранить самообладание, но глаза застилает пелена ненависти: она срывается с места и бежит к подвалу, предполагая самое худшее. Глядя на пустую комнату, она смотрит сначала на охрану, затем на подоспевшего Гарольда. Как это могло произойти? Он был бессилен, у дверей курсировала охрана, да и живым к вратам он никак не добрался бы. Это розыгрыш? Домитилль чувствовала, что у нее из-под ног выбили опору: это, очевидно, худшее, что могло случиться. Как отреагирует Лидер? (глупость, его реакция предсказуема) Чем обернется это для Двора? И ключевое: как Домитилль могла это допустить? Ярость и растерянность переполняли девушку, и если еще пару минут назад она видела четкую картинку, то теперь все стало менее очевидным.

-Я вырежу глаза каждому, кто его встречал, - Тами, не останавливаясь, ходит по комнате, а Гарольд лежит в кресле, неотрывно глядя в одну точку. Лидер знает.
-Лучше бы ты вырезала глаза ему, - наконец отзывается мужчина. -Тогда он, может, и не сбежал бы.
-Не смей упрекать меня в чем бы то ни было, - процеживает Домитилль, подлетая к Гарольду, и, хватая его за грудки, сбрасывает с кресла.
Мужчина поднимается и, подходя к Дем почти вплотную, едва сдерживается от намерения ее ударить.
-Этому он будет только рад, - возбужденно выдыхает Гарольд, подходя к окну. В воздухе повисло ожидание, а город все также тлел под лучами палящего солнца. Надолго ли?

Народ обрел голос, и с их губ срываются проклятья не твоего имени, но имени твоего Отца.

Домитилль очнулась от дремы с вестью, что ее ожидают в Палате. Теперь, стоя под ее дверьми Тами не испытывала той силы: более того, она едва ли ответила бы на вопрос, что беспокоит ее сильнее – судьба ее народа или разочарование Лидера. Домитилль никогда не ощущала себя беззащитной, и каждый раз встречаясь лицом к лицу с Бездной, оставалась победителем. Какой-то мальчишка смог пошатнуть возведенную ею и ее народом крепость… Дем заходит в Палату и опускается перед трибуной на колено, опустив голову. Тишина угнетает.

-Ты меня разочаровала, - произносит Лидер. –Отряд возглавит Гарольд, а ты вернешься на прежнюю позицию.

В ней, взращенной Лидером, разочарование Отца ее народа. Домитилль поднимается и, не способная смотреть в глаза Лидера, бросает взгляд на его черствое лицо. Спешно покидая палату, девушка впервые пытается разобраться в своих чувствах. Ранее ей была известна только уверенность, ненависть и вера, а теперь… Теперь ее наполняли растерянность и ярость. И на то была воля ее пленника. Уже позже Домитилль принимает, что Гарольд – хороший предводитель, и в ее деле не найти лучшего снайпера, чем сама она; предстояло столкнуться с чем-то неизведанным, но они были готовы. Однако тревожные сны стали беспокоить ее чаще.

В контрольный день всему отряду удается мобилизироваться до появления армии (вздор, уступающего по вооружению и количеству отряду Гарольда выводка). Улыбаясь, Домитилль смотрит за уверенной кучкой противоборцев, и это ее забавляет: что бы они не выкинули, у них не получится противостоять режиму. Тревога была преждевременна: вряд ли это отразиться на судьбе народа иначе, чем дельный урок непоколебимости властителя. Отряд возглавляет Мегафон, и его голос, укрепленный голосами его армии, к которой примкнули несколько группировок уже на подходе к дворцу, заставляет простых жителей отвлечься от своих дел и оставаться на площади, несмотря на приказы ее покинуть. Тами следит за губами Дэниеля уже через прицел винтовки, и ее мышцы напрягаются, не позволяя спустить курок. Таков приказ. Мегафон должен остаться в живых, потому что при другом раскладе народ вдохновиться его жертвой и скорее усомниться в праведности Лидера. Жизнь агитирующего противоборца спасает жизнь Лидера? Вздор.

Под громкий одобрительный гул Мегафон зачитывает свою речь, и его голос сильный и ладный. Почему все медлят? Почему ему позволяют идти дальше? Домитилль связывается с Гарольдом, но тот приказывает выжидать. Тем временем на площади собирается все больше жителей, и ситуация очевидно начинает выходить из-под контроля.

Дэниель вскидывает изувеченную руку, и Домитилль слышит его смех в перерыве между криками, когда та ломала его кости. Девушку одолевает неконтролируемая ярость: он не имеет права произносить имя Лидера своими порочными губами, он должен замолчать, уже будучи не личным врагом Тами, но врагом ее Отца.

Пуля пробивает лоб Дэниеля, и его губы замирают в незаконченной фразе, и воцарившаяся тишина делает Домитилль снова свободной.