Сегодня Генри встретил бывшую одноклассницу.
Когда с ним такое происходило и он встречал кого-то из школы, он обычно, надвигал на всё лицо шапку (кепку, зонт), если это позволяла погода, или утыкался носом и взглядом в телефон, планшет, книжку, газету, рекламную листовку в зависимости от того, что под рукой окажется, или заворачивал в газетный киоск, просто киоск, банкомат, терминал оплаты, если такие попадались по пути, или, отвернувшись лицом к глухой стене, садился перевязывать шнурок на обуви, если там были шнурки. В общем, обычно он обязательно придумывал что угодно, чтобы избежать встречи и не видеть эти гнусные остоебенившие рожи, не видеть, во что или в кого превратились люди, с которыми он был вынужден просиживать долгие нудные часы в одном кабинете, чтобы не слышать их мерзкие противные голоса, которыми они, узнав его, будут говорить идиотские фразы вроде «О, привет! Давно не виделись! Как дела? Чем занимаешься? Не женился ещё? Детей не завёл?», потому что ни на что другое у них не хватит мозгов. Школу и своих бывших одноклассников он не любил, и ему было плевать на то, что с ними стало. Он не был неудачником и не боялся опозориться на фоне одноклассников, которые вдруг стали серьёзными людьми с большими деньгами, так что ему действительно было плевать. Возможно, он даже был удачливее их всех. Однако, всё равно, стоило подумать о школе и о том, кто и как после неё устроился в жизни, как проскальзывала противная мыслишка о том, что кто-то, может быть, сидит в огромном личном кабинете на пятидесятом этаже с окнами во всю стену, имеет секретаршу, которая варит ему кофе, и автомобиль с личным шофёром в то время, как он скачет по сцене на потеху зрительному залу. Эта мысль была подобна надоедливому жужжащему комару, которого так и хотелось прихлопнуть. Нет, Генри не жалел о том, кем он стал, он занимался любимым делом, он был знаменитостью, у него были поклонники по всему миру, он достиг высот, он зарабатывал большие деньги и жил, ни в чём себе не отказывая, в отличие от тех офисных бумагомарак, которые по вечерам трахают родственникам мозги тем, как им надоел начальник (партнёры по бизнесу), и хотят послать всех и всё куда подальше и свалить на райские острова, но не находят в себе смелости действительно это сделать.
Интересно, а посещает ли такая мысль Бреда Питта?
Но сегодня всё было по-другому. Эшли он встретил не просто на улице.
Генри стоял на тротуаре около одного из гей-клубов Вашингтона, куда приехал, чтобы выполнить план по скачкам по сцене, и покуривал. Был поздний вечер, вся улица светилась от вывесок различных клубов, баров, кинотеатров и ресторанов, отовсюду доносились музыка, голоса и пьяные вопли, визжали шины проезжающих и подъезжающих автомобилей, весь город пёрся развлекаться. Около гей-клуба, в который он собирался, мигал уродской чёрно-розовой вывеской стрип-клуб «Дикая пантера». И тут вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо. Генри присмотрелся и даже подошёл на несколько шагов ближе, чтобы лучше видеть. Точно, это она, это Эшли, его бывшая одноклассница, но не из той школы, в которую ворвался его псих-отец, чтобы выяснить, почему у него сын растёт педиком, а уже из другой, в которой он доучивался последние годы. Впрочем, обе школы он ненавидел. Генри стоял сейчас в паре шагов от входа в «Дикую пантеру», и Эшли пёрла прямо на него. За четыре года, прошедшие со школы, она совсем не изменилась. Глядя на неё, перед глазами так и встала картина: Эшли идёт по школьному коридору, расталкивая толпу невидимой силой сисек, в окружении других черлидерш. Неужели она его тоже заметила и узнала? Шла ведь прямо к нему. Нет, показалось. Она сделала два шага мимо него, и даже не посмотрела в его сторону, не заметила его в полутьме улицы; ещё несколько секунд, и она скрылась бы в дверях женского стриптиза. «А зачем Эшли идёт в женский стриптиз, да ещё одна, без друзей и даже без подружек?» - стрельнула мысль.
- Эшли?! Мать твою, это ты, что ли? – Закричал Генри, бросаясь ей под ноги почти у самой входной двери «Дикой пантеры» и преграждая путь. – Нихрена, вот так встреча! – За столько лет двое коренных хьюстонцев не могли встретиться в Хьюстоне, зато встречаются в Вашингтоне. – Ты меня не узнала? Я Генри. Ну, Генри Росс. Ты приставала ко мне в школе, а я тебя послал нахер. – Ну, не то, чтобы прям послал, тогда это было сказано капельку повежливее и большим количеством слов, а сейчас Росс кратко выделял суть того события. Не то, чтобы он спал и видел, как встречает на улице Эшли, но сейчас, когда это произошло, он не мог захлопнуть рот от переполняющего его восторга. Мимо проходили другие посетители стриптиз-клуба, и Генри с Эшли пришлось отойти на шаг в сторону, чтобы дать им пройти. – А ты в стриптиз, что ли, шла? Это же женский. Ты одна? Где друзья, подружки? Или ты переключилась на женщин? – Он засмеялся.

У Генри сработало шестое чувство, он прям жопой почуял, что надо подойти к Эшли и заговорить, узнать, что она и как, где работает, чем занимается и всё в таком духе. Непринуждённая обстановка, в которой они находились, тем более располагала к общению. Можно позвать её куда-нибудь выпить, вспомнить вместе паршивые школьные годы, разговорить её на тему настоящего, поржать над ней, когда она напьётся вдрызг. Все они напивались в школе, когда были мелкими безответственными пиздюками, но другое дело, когда одноклассники продолжают бухать и после школы. Тем более, после нескольких рюмок люди становятся разговорчивее и честнее, уже не строят из себя хрен знает что, а без застенчивости вываливают на всеобщее обозрение всё дерьмо, которым полны. Бывшие одноклассники – это как заклятые друзья, как вечные соперники, у каждого из которых цель превзойти всех других и нет ничего приятнее, чем поиздеваться над теми, кого превзошёл. У Генри было предчувствие, что как раз таки у Эшли не всё так хорошо, как ей бы того хотелось. Он прям, как хищник, почувствовал слабую жертву, иначе хрен бы к ней подошёл.
Вообще, школа – это как тюрьма только с возможностью навещать родственников дома. В ней свои законы, своя иерархия, свои понятия, по которым надо жить, своя система. Учитывая то, что дети впитывают всё, как губка, эти понятия въедаются в мозг, наверное, до конца жизни, и стоит появиться на горизонте одному из тех, с кем ты когда-то эти понятия разделял, как сразу становится необходимым им соответствовать. Это происходит произвольно и неосознанно, просто встречаешь кого-то из школы и тут же возникают мысли: «Кто он теперь? А кто я? Чего он достиг? Вдруг у него бабла больше, чем у меня?» В школе все мерялись телефонами, шмотками, популярностью, письками в раздевалках и туалетах, а после меряются деньгами, работой, семьями и детьми. Все стараются выебнуться так, будто всё ещё ходят в школу. Инстинкты, ёб их мать. Когда встречаешь школьного приятеля, одетого в дорогой деловой костюм, хочется убежать и спрятаться, а когда встречаешь одноклассницу, в одиночку идущую вечером в сомнительное заведение, хочется подойти и узнать, как у неё дела.
Интуиция не подвела Генри. Эшли уставилась на него во все глаза, явно пытаясь откопать на задворках своей девичьей памяти воспоминания о нём. Кажется, она его сразу не узнала, но главным было то, что, когда она его всё-таки узнала, обрадовалась мало, а о большем он и не мечтал.
- Да, вот так. Стою тут и вдруг вижу, ты идёшь. – Он слегка засмеялся, а потом улыбнулся. Стервой она была, стервой и осталась, как и все остальные женщины в мире. Говорила она точно так же, как и в школе, Генри слышал в её голосе снисхождение с оттенком издевательства. Он не любил женщин за их желание всегда быть в приоритете над мужчинами, за их требование особого к себе обращения. Поэтому поглазеть на бывшую школьную принцессу, раньше уверенную, что весь мир у её ног, а в итоге оказавшуюся в дерьме по уши, было вдвойне приятно, чем на на школьного альфа-самца, который стал вонючим обоссанным алкоголиком.
- Ха-ха-ха, - Генри снова засмеялся, когда Эшли пошутила на счёт библиотеки. Инстинкты срабатывали один за другим, и он вёл себя, как дебил. В школе он так же тупил и смеялся, когда к нему обращались девчонки с предложением пообщаться поближе, разве что сейчас он вёл себя немного наглее. Пора было прекращать с этими идиотскими смешками и добавить своему образу немного брутальности.
В школе он был ботаником, тихим, скромным и малообщительным, но только без очков. Он не играл в футбольной команде, не входил в элитную прослойку школоты, не общался близко с одноклассниками, не ходил с ними на вечеринки и не встречался с девчонками. Он вынужден был изображать задрюченного на учёбе ботаника, чтобы опять не спалиться на своей любви к мальчикам и не оказаться в роли ёршика для унитаза. На вопрос «почему у тебя нет девушки?» было безопаснее ответить «потому что у меня много домашки», чем «потому что они мне не нравятся». Наверное, все считали его девственником, который ни разу не видел голой женщины и понятия не имеет, что и куда вставлять, и который даже ни разу не нюхал пробки от шампанского. Они сильно ошибались. Уже тогда он видел всё и даже больше, и трахался больше их всех, только не мог об этом сказать. Единственный раз, когда он в школе замутил с девчонкой, его выбором стала фригидная страшилка-ботанша. Сейчас Генри уже не мог вспомнить, как её звали. Она точно была девственницей, чувство близкое к оргазму испытывала, когда выходил новый сезон её любимого сериала «Зачарованные», довольствовалась простым общением и давала списывать на контрольных. А самая вкусняшка была в том, что эта ботаничка была подругой Эшли, а Эшли проявляла к Генри, когда он появился в их школе, недвусмысленный интерес. В причине выбора девушки для общения не было ничего сакрального: ботаничка не потащила бы Генри в постель, а Эшли потащила бы, и для Генри это грозило бы фэйлом, потому что он не захотел бы с ней трахаться. Так что даже вполне естественно, что Эшли удивилась, увидев школьного ботаника и любителя умных, а не красивых около стрип-клуба. Она про него многого не знала, но раскрывать все карты сразу Генри не хотел.
Вопрос о том, куда он шёл, поставил его в ступор. Он шёл в гей-клуб, который находится по соседству со стриптиз-клубом, но сказать об этом не смог. Свою ориентацию он не скрывал, но и не орал об этом при первой же возможности. Он предпочитал спокойно трахаться с мужиками, а не бросать вызов всему миру и получать от него в ответ пиздюли. Приспосабливаться к миру, в котором живёшь, - совсем не лишнее. В случае с Эшли можно и нужно было бы сделать лицо понаглее и пренебрежительно бросить ей: «А я в гей-клуб иду. До встречи, бамбина», - развернуться и уйти, оставив её подбирать челюсть с тротуара, но вместо этого у него язык застрял где-то во рту, опять же прям как в школьные годы. Тот ещё был выбор: сказать, что он шёл в гей-клуб, или сказать, что шёл смотреть на мужской стриптиз. Из двух зол надо было выбирать меньшее.
- Как жаль, а я как раз сюда и шёл, - выдал Генри и кивнул в сторону «Дикой пантеры». – Не знал, что там сегодня мужики. И ни одной тёлочки не будет? Прям совсем? – Он изобразил, что расстроен. Ещё бы не быть расстроенным, когда вечер в гей-клубе пропадает и вместо конкретного знакомства с красивыми и приятными мужчинами придётся смотреть на то, как стриптизёры-недотроги вертят жопой, даже не сняв трусы. – А там случайно сегодня нет ещё какого-нибудь безалкогольного вечера? Я тогда за компанию с тобой зайду, бухну чуток с горя. Мы могли бы посидеть, поговорить, вспомнить молодость… И не удивляйся, что я пью – ты много чего обо мне не знаешь. – До сих пор косить под придурка-ботаника Генри не собирался.  Только то, что он под давлением встречи с Эшли изменил свои планы и выбрал стрип-клуб, злило его.  Злился он и на себя, и на неё, больше на себя. Вот, блин, ужалила его оса за жопу подойти к ней, теперь сам в дерьмо влип. И то, что он зассал во всём ей признаться, жутко его бесило. Обычно он прямо говорил всё, что думал, и не церемонился с собеседниками, но стоило заговорить с Эшли, так он будто бы вновь перенёсся в 2003-2004 года и, как тогда, начал обдумывать каждое слово прежде, чем произнести его.
Со всей учтивостью, на какую он был способен по отношению к женщинам, Генри открыл перед Эшли дверь клуба, пропустил её вперёд и сам зашёл следом, на ходу рассказывая ей про свои дела в Вашингтоне.
- А я здесь на гастролях. С недавних пор я ведущий солист Хьюстонского балетного театра. Я звезда, у меня выступления по всему миру и поклонники. – Он восторженно закатил глаза. Балет был ещё одной запретной для школы темой – это же не просто в театре играть или в кино сниматься, это не так брутально и не соответствует истинно мужским интересам таким, как тачки, сиськи, бейсбол, футбол и пиво. И только то, что он докатился до уровня мировой знаменитости, хоть и в кругу ценителей, позволяло ему гордо говорить об этом.

Все одноклассники – зло. Какими бы милыми и побитыми жизнью они не казались, они всё равно зло. Проявив перед этим злом слабость, Генри в очередной раз убедился, что лучше всего при виде них бежать со всех ног куда подальше, а если они сами подойдут заговорить, сделать вид, что не узнал, или, опять же, тупо бежать. Вот захотел он посмеяться над Эшли, а в итоге вместо интересного вечера в гей-клубе оказался в клубе женского стриптиза, да ещё с трудом представлял, как вести себя с ней.
От запланированной борзости не осталось и следа. В женском стриптизе Генри оказался впервые и никакой радости от этого не испытывал. Ему надо было изображать знатока сисек и женщин, надо было не растеряться, что делать в таком заведении, надо было развести Эшли на откровенный разговор о её жизни, надо было не выглядеть слишком тупым. Было столько разных «надо», что, в первую очередь, надо было в них не запутаться и ничего не забыть. Неожиданно для себя самого в обществе Эшли Генри начинал тупеть и теряться. Конечно, он мог бы просто быть самим собой, но в таком случае он был способен слишком сильно разбуяниться и выставить себя перед ней посмешищем вместо того, чтобы быть брутальным самцом, который достался не ей.
То, что Эшли по части стриптиз-клубов профан, утешало и придавало уверенности в себе. Значит, можно было перехватить инициативу в свои руки. Заходя в дверь клуба вслед за Эшли, Генри убеждал себя, что это обычный клуб, просто в нём полуголые тёлки вертятся вокруг шестов.
Когда они оказались внутри, их оглушила музыка. В освещении преобладали эротические красные и розовые тона, мерцали софиты, по залу были натыканы шесты и подиумы, где извивались стриптизёрши, мимо проходили полуголые официантки с подносами, мужчины-посетители ходили по залу с крайне увлечёнными лицами и не скрывали своего энтузиазма. Генри будто бы попал на шабаш феминисток, которым таки удалось покорить мужчин и заставить их поклоняться сиськам, как неким идолам и божествам. Тут было так много сисек, что Генри казалось, что они его задавят. У него возникло ощущение дурноты и паники, как при клаустрофобии. Он почувствовал себя тут лишним и совсем не к месту, он не испытывал никакого интереса к происходящему здесь, не видел ничего красивого, да ещё и Эшли обтиралась рядом. Его больше напугали даже не танцующие женщины, а мужчины с восхищением любующиеся ими. Хотелось сбежать из этого бедлама, но было нельзя. В конце концов, это всего лишь женщины, они только и могут, что сиськами трясти и жопами вилять, вот пусть трясут и виляют на потеху клиентам. Первый шок прошёл, испуг отпустил, Генри взял себя в руки и начал привыкать к новой обстановке, втягиваясь в рассмотрение тёлок на манер остальных мужчин в зале.
- Серьёзно. Я просто раньше об этом никому не рассказывал, хотел сделать сюрприз, когда вы увидите меня на афишах. – Чувство собственной значимости поднимало ему настроение. Про желание сделать сюрприз он, конечно, приврал. Дело было в том, что он не хотел терпеть издевательства и насмешки. Одно дело просто заниматься чем-то, другое – стать звездой и глазеть на прохожих с афиш размером в два этажа. Положение знаменитости давало возможность с максимальным чувством собственного достоинства послать на хуй любого. – Но тебе это, наверное, не интересно.
Эшли заметила, что в клубе нет мужиков-стриптизёров. Генри, кстати, не на сто процентов поверил ей в то, что сегодня здесь вечер мужского стриптиза, и, ещё когда только сказал, что тоже идёт сюда, успел настроиться на то, что внутри будут одни бабы. На мужиков посмотреть было бы приятнее, и их отсутствие удручало. Вот же дерьмо, весь вечер пиздой накрылся, даже стриптиза его лишили. Из сорвавшегося вечера мужского стриптиза можно было извлечь только один плюс – Эшли не сможет заподозрить, что на мужиков он глазеет с большим интересом, чем на баб.
- Я же говорил тебе, что это женский стриптиз, - с видом знатока изрёк Генри. От этой своей фразы он чуть не улетел на волнах восхищения самим собой. Вечер принимал новые обороты и поворачивался в его пользу. А Эшли от злости просто кипела. Видно, действительно сильно расстроилась и не врала на счёт мужиков. Он бы тоже был рад отсюда смотаться, но он уже сказал, что шёл именно сюда, и отказываться от своих слов, пока Эшли смотрит, не собирался. – И куда ты хочешь пойти? В гей-клуб по соседству? На педиков посмотреть? – Он старательно изображал гетеросексуала, и, на его взгляд, это неплохо получалось. Для большей правдоподобности Генри зацепился взглядом за стриптизёршу с огромными шарами, повисшую на центральном шесте. Такое уже и сиськами не назвать, это скорее надувные волейбольные мячи, зашитые внутрь. – Останься, посиди, выпей, раз уж пришла. Мы же столько лет не виделись. – Они уже пять минут общаются, а он о ней так ничего и не узнал, кроме того, что она ходит глазеть на мужской стриптиз. Значит, постоянно мужика у неё нет, охомутать никого не удалось. – Может, мужчины позже появятся на главной сцене, - утешал он её. В самом деле, не может же более-менее приличное заведение давать неправильную афишу. А стоит им с Эшли выйти на улицу, так ему придётся переться вообще чёрт знает куда или даже возвращаться в отель, чтобы она случайно не подглядела, как он заворачивает туда, куда, собственно, изначально собирался. Оставшись тут, он хоть выпить сможет. Главное не пить много в присутствии Аддамс, а то бухло сильно развязывает ему язык, и под его воздействием он запросто обложит матом все силиконовые сиськи стриптизёрш, которыми должен восхищаться.
Эшли заметила, что он внимательно рассматривает стриптизёршу.
- Да я и не рассчитывал… - Нафиг ему тёлка, которая хочет дать? – Это же стриптиз, по правилам трогать нельзя. – Он вновь начал косить под эксперта в посещении стрип-клубов. – Пойдём сядем куда-нибудь, а там, глядишь, и мужики твои появятся. – Генри схватил её за запястье и потянул к столикам. – А ты сама где-нибудь работаешь или учишься?

Вот уж Генри не думал, что его профессия заинтересует Аддамс. Ему казалось, что её интересы более приземлённые и насущные: новые коллекции шмоток и сумочек, сделать маникюр в салоне, потусить в модном клубе, ухватиться цепкими клешнями за мужика с деньгами. Наверное, её интерес вызван тем, что она не верит ему, думает, что он её разыгрывает. Конечно, трудно представить бывшего школьного ботаника солирующим на сцене. Или же, что скорее всего, её интересует не само искусство, а то, насколько хорошо он устроился в жизни – надо же выяснить, как он живёт, сколько зарабатывает, насколько счастлив, чтобы можно было потом разводить сплетни с подружками, если она ещё поддерживает с ними связь. Генри с той же целью интересовался, как сейчас живёт Эшли, только вместо подружек у него друзья. А ещё он подумал, что она может направить свои цепкие клешни на него. Спокойствие внушало то, что через день он уедет из Вашингтона, оставив Эшли позади.
- Ну, мама отдала меня в пять лет в хореографическую академию. Она в молодости с ума сходила по Рудольфу Нурееву. Она тогда не знала, что он был геем. – Вот так всё просто – во всём виновата мама. Если честно, глупый был вопрос. Можно подумать, что дети в пять лет сами что-то выбирают. Интереснее было бы разобраться, почему Генри потом, когда повзрослел, это занятие не бросил, как многие. Ну, во-первых, он к этому привык, и в академии у него была основная часть друзей. Если бы он всерьёз не занимался балетом, то был бы вообще распиздяем, и сейчас бы угонял на улицах тачки и сидел по тюрьмам, или бы просто спился. Подчинение жизни хоть какому-то режиму заставляло его сохранять лицо. Во-вторых, когда он закончил школу, и перед ним открылись разнообразные горизонты, он понял, что никаких интересов у него нет и осваивать что-то новое ему жутко впадлу, хотя и поступил в университет, с трудом выбрав специальность. В-третьих, а чем ещё ему заниматься? Он бы свихнулся сидеть восемь часов на заднице и рассматривать бумажки. А балет позволяет ему на полном основании всё свободное время вести праздный образ жизни, шатаясь по вечеринкам, и денег приносит достаточно. В добавок, известность даёт всякие поблажки перед законом. Например, едешь бухой за рулём, останавливает патрульный, и вдруг оказывается, что он с женой был вчера на его представлении – вместо штрафа и эвакуации авто даёшь автограф и едешь дальше. В общем, одни плюсы, и голову ломать ни над чем не надо. Но этими мыслями можно поделиться только с близкими друзьями. Эшли такое говорить нельзя, чтобы не рассказывала потом, что Генри – безвольная тряпка, без цели плывущая по течению жизни.
Они пошли в дальний угол зала в поисках столика. Хватит того, что Генри пришёл на женский стриптиз, - сидеть прям перед главной сценой он не будет, не вынесет радостных воплей быдла, сидящего вокруг. Эшли сразу захотела напиться за его счёт. В другой ситуации Генри послал бы её нахер, сказав, что в мире равенство мужчин и женщин, поэтому пусть пелотки платят сами, но сейчас ему только и надо было, чтобы Эшли напилась и почувствовала себя раскованнее в его обществе.
- Да вот, хожу время от времени… Чтобы стать таким экспертом, много мозгов не надо. – Было приятно услышать такой комплимент в свой адрес, учитывая то, что он тут впервые и хочет свалить в соседнее заведение. – А ты вообще первый раз в таком заведении? – А другими словами: насколько эффективна будет лапша, которую он будет вешать ей на уши дальше? – Ну-у-у… - Генри задумался над её вопросом и попытался вспомнить выступления Эшли в составе команды черлидеров. – Если не будешь орать кричалки и махать руками, будто держишь помпоны… -  он начал с шутки, а про себя добавил: «…и если у тебя хватит сил, чтобы удерживаться на шесте, исполняя ногами пируэты над головой, и если ты ещё не сильно окоровела со времён школы, и ещё в состоянии делать шпагат и мостик», - то могло бы получиться, я думаю. – Но Генри её идея со стриптизом не понравилась и не только потому, что он не хотел это смотреть, а потому, что на лицо было желание Эшли понравиться ему и очаровать. Она заметила, что он таращился на стриптизёршу, и, видимо, решила, что ему нравятся такие женщины, и захотела таким же способом заинтересовать его. И ещё не стоит забывать, что она интересовалась его карьерой, что равнозначно «интересовалась его деньгами».
Они сели за столик и открыли барные карты. Повисла тишина, пока они выбирали, что бы выпить. Эшли могла выбирать что угодно, хоть что подороже, а перед Генри стояла задача выбрать что-то не слишком крепкое и что-то, что не похоже на сок. Официантка заговорила про «Джека», но Генри прослушал начало фразы.
- Нет, после «Джека» я вам тут всё разнесу. - Он засмеялся. Росс знал в этом мире только одного «Джека» - того, который «Дэниэлс». – Мне «Мохито».
Официантка ушла, и они с Эшли стали ждать заказ. И тут она попросила его о помощи. Хорошо, что им ещё не принесли коктейли, иначе Генри точно бы подавился своим «Мохито». Он подпрыгнул на стуле, но тут же посадил свою задницу обратно. Сердце забилось чаще, слегка стало жарко, и громкая музыка начала раздражать. Генри хотел вскочить и сбежать, сверкая пятками и с криком: «Блять, ну всё нахуй, я в гей-клуб долбиться с мужиками в жопу!» Он был бы согласен с любым криком сбежать, но взял себя в руки и остался сидеть за столом, хотя было заметно его напряжение. Такого пиздеца он не ожидал. Если бы он только мог знать, что Эшли захочет просить у него помощи разгрести кучу своих проблем, он ни за что бы не подошёл к ней, а если бы она подошла первой, то он прикинулся бы дауном. Это хуже, чем если бы она просто захотела с ним отношений. От отношений можно отказаться, сказав «ты мне не нравишься как женщина», а вот помощь можно просить чисто по-дружески. Даже если она в конце истории мечтает женить его на себе, всё равно в просьбе о помощи есть дружеские посылы, и она, наверное, как раз и хочет этим воспользоваться. Они с Эшли никогда не были врагами, поэтому тактично отказать ей будет проблематично. Генри сразу представил, как Эшли просит увезти её в другой город, найти безопасное жильё, спрятать от всех глаз, сделать ей новые документы и оберегать её, оберегать и оберегать. На такой геморрой он не был согласен. Это слишком уж противоречило его размеренным планам на ближайшие годы, которые ограничивались пунктами «дал концерт» и «пошёл нажрался».
- Э… ну, так ты и так в другой город уехала… Конфликт с тем парнем ведь в Хьюстоне был? Или он тебя и здесь преследует? – Генри тоже слегка наклонился ей навстречу и внимательно посмотрел на неё. Блять, в натуре, что она тут гонит? И так в другой город свинтила, так какую помощь ей ещё надо? Мозг Генри заработал на то, как бы отделаться от Эшли с её проблемами. Ещё десять минут работы аналитических способностей Генри, и проблемы вообще никакой не окажется. А то, блин, захотела Эшли ему на шею сесть. Сейчас он ей по-быстрому всё разрулит. – А если ты нарвалась на него уже здесь, то вернись в Хьюстон. И ты так и не сказала, ты работаешь или учишься? – Как-то они отклонились от главной темы разговора.

- Нет никаких намёков. – Генри вообще не понял, о чём говорила Эшли и к чему относились её слова. Школу он уже и сам не вспоминал и уж, тем более, ни в чём не собирался утешать Аддамс. Далась она ему. Утешать её – ещё чего. У него наоборот цель выяснить, в каком говне она погрязла за последние четыре года. Или она подумала, что он назвал себя геем, чтобы она не считала себя страшной или ущербной из-за того, что он отверг её в десятом классе? Да она ёбнулась совсем? Как её бывший одноклассник Генри знал, что у Эшли самооценка та ещё, но не думал, что настолько. Не гей он! Ну, то есть, он тоже гей, но не здесь и не сейчас. И вообще, он не про себя говорил, а этой дуре взбрело что-то в голову. Генри на секунду скривил рожу, говоря самому себе: «Пиздец». Раскрывать свою маленькую тайну так быстро он не собирался и ещё больше не хотел, чтобы Эшли сама догадалась, заметив палево. Он ей сам скажет, если будет надо. Как-нибудь позже. Потом. Когда придёт время, если таковое вообще придёт. Если бы он хотел утешить её или сделать комплимент, то сказал бы прямо, что она красивая и что она хорошо сохранилась (а она действительно внешне была очень даже ничего), но он ни коим образом не стал бы принижать себя на её фоне. Хрен ей. Только не это.
Они сидели за столиком и ждали, когда им принесут выпивку, как старые добрые друзья. Генри окончательно расслабился и привык к атмосфере женского стриптиз-клуба. Он даже перестал замечать стриптизёрш, как если бы их тут не было вообще, и больше не смотрел на сцену. А это, кстати, косяк. Он бы ещё спиной к шестам с тёлками повернулся, и тогда вообще нечего было бы удивляться, что Эшли задумалась о его ориентации. Исправляя собственную оплошность, Росс повернул голову к полуголым девочкам, пока Аддамс что-то ему говорила. Надо же, эти тёлки больше не вызывали отторжения, как поначалу. Ему стало тут интересно, и поэтому все неудобства отошли на дальний план. Эшли, в свою очередь, всё ещё переживала из-за отсутствия стриптизёров мужского пола.
- Успокойся ты. Я же сказал, позже они появятся, - небрежно бросил ей Генри, рассматривая стриптизёрш. Он был сторонником принципа попробовать в этой жизни всё, жить, ни в чём себе не отказывая, делать, что хочется, не ограничиваясь правилами или условностями, так что посещение женского стриптиза – это тоже из разряда «всего», это тоже опыт и приключение, которые ещё могут пригодиться в жизни, хотя бы в виде ржачных рассказов о том, как он попал на женский стриптиз. Когда дело касалось ночной жизни и развлечений, широте интересов Генри мог позавидовать почти любой. Он только избегал шириться наркотиками, потому что это совсем уж погружение в выгребную яму.
Он же эксперт по части стрип-клубов, так что Эшли обязана ему верить. А к тому времени, как его сказки о скором появлении полуголых мужиков на сцене, превратятся в полную брехню, они с Эшли, судя по тому дерьму, в которое она вляпалась, уже бегут из страны.
Из уст Аддамс Генри слышал такие вещи, что лучше бы он их вообще не знал. Лучше бы он, наплевав на впечатления о себе, действительно сбежал от неё. Он любил бегать от ответственности до последнего момента, пока уж совсем не прижмёт, а тут дело даже его не касалось, но интерес узнать, что же было дальше, удерживал его задницу на месте. «Неужели это правда?» - молча офигевал он. В то, что Эшли убила человека, сперва не верилось, но докопаться до истины хотелось всё больше с каждой секундой. Эшли не говорила всего сразу, и это подогревало интерес до такой степени, что он просто кипел, ещё немного – и у Генри пар из ушей повалит. Он нагнулся к столу и приблизил к ней лицо, ловя и взглядом и слухом каждый звук и каждое движение её губ. Даже не до стриптизёрш стало.
- А на что ты тогда живёшь? – Да, ёпт, из слов про федеральный розыск он, в первую очередь, уловил то, что она нигде не работает. В этом весь Генри – задать самый коварный вопрос в самое неудачное время. С другой стороны его интерес вполне логичен: раз она, пускай и по неосторожности, укокошила человека, то могла, к примеру, ещё и ограбить кого-то или даже целый банк. Генри уже ничему бы не удивился, хотя сомнения на счёт убийства у него ещё оставались по той простой причине, что все люди всегда думают, что особо отборное дерьмо случается только с чужими, но не с ними и не с их близкими или знакомыми. – Ну… а… я… э-э… я не знаю, что делать, - осторожно, растеряно и тихо промычал он, когда Эшли напрямую попросила его помочь. Росс боялся услышать от неё конкретные действия с его стороны, на которые она рассчитывает. Опыта в укрывательстве преступников у него не было, и приобретать его, тем более, с Эшли не очень-то хотелось. Если кто-то из его близких людей так попадёт, то это одно дело, а тут… четыре года не виделись, и на тебе – убила человека в баре, спасай теперь её задницу. Как любил говорить Генри: а вот хуй! – И давно это произошло? – Генри решил отвлечь Эшли от просьбе о помощи уточняющими вопросами. Сбежать от неё он всегда успеет, а вкусняшку узнать хочется.

Официантка принесла коктейли, и Генри начал вертеть между зубами трубочку своего холодного мохито, продолжая внимательно смотреть и слушать, что говорила ему Эшли. Деньги папы, которые она тратит, не вызвали подозрений. В школе Аддамс слыла дочкой богатенького папаши, правда, сейчас, глядя на неё и слушая её страшные рассказы о жизни, складывалось впечатление, что денег у неё становится всё меньше и меньше, и ей приходится экономить. Другое дело, почему деньги у её отца были? А сейчас их нет? Или папа сдох? Или бросил её? Бросил её из-за того, что она убила какого-то парня в баре? Если бы он отказался её содержать, то хрен позволил бы тратить его деньги.
- А сейчас что с твоим отцом? – Чаще всего Генри казался похуистом, но временами он мог быть очень дотошным.  Да и вообще, почему папочка не занимается спасением задницы своей доченьки? Что-то Эшли темнит, и Россу хочется узнать, в чём именно.
- Я по-прежнему живу в Хьюстоне. – Ладно, пускай Эшли порадуется, что ему хотя бы не удалось вырваться из их родного городишки в по-настоящему большой город больших возможностей, как, например, Нью-Йорк или Лос-Анджелес, или, как Эшли, в столицу. Наверное, она надеялась хорошо устроится в Вашингтоне, но пока, как видно, это не удалось. Генри же нисколько не возражал против своего родного Хьюстона, ему и там было зашибись как хорошо. Своими поездками по всему миру он решил не хвалиться. Иногда лучше быть скромнее, чтобы некоторые назойливые особы не стремились во что бы то ни стало сесть на шею. Навряд ли такая цыпа, как Аддамс, захочет вернуться в их родную промышленную пустыню. Глядя на неё, Генри тоже сделал несколько глотков коктейля через трубочку, раздумывая о том, как это Эшли так ловко в течение года прячется от ФБР, да ещё и ходит по клубам, куда временами полиция совершает всякие профилактические рейды с целью проверки, а не сбывает ли бармен тут наркотики. Не очень-то осмотрительно вести ночной образ жизни и ходить по таким кварталам, находясь в розыске, или же Генри чего-то не понимает в этой жизни.
Росс и так сидел, развесив уши, внимая каждому слову бывшей одноклассницы и уже тащась от их встречи, как ему пришлось ещё и вытаращить глаза, когда к их столику подошёл какой-то грубоватый мужик, начал приставать к Эшли и пытаться вытащить её из-за стола. Защитить даму об этого бычары? Хуй там плавал. Генри поднял голову на здорового мужика явно неинтеллигентного вида и, закусив зубами трубочку, плавающую в полупустом стакане «Мохито», заворожено, во все глаза уставился на происходящее. «На сцену, бля»? Что тут, бля, происходит? Вечер становился ещё интереснее. Буйвол сдёрнул Эшли со стула и куда-то потащил. Генри, как лунатик, встал со стула и провожал их взглядом.
«На сцену, бля». Он прокручивал в уме эту фразу и анализировал её. Эшли, что, стриптизёрша в этом клубе?! Блять, вот это улёт! Росс чуть не подпрыгнул на месте от восторга, по его лицу расплылась дебильная улыбка во весь рот. Кое-как взяв себя в руки, чтобы с радостным воплем не запрыгать от счастья до потолка, он кинулся на свободный диванчик перед главной сценой в ожидании продолжения шоу. Свой сраный «Мохито» он притащил с собой, на автомате держа его всё это время в руке, а официантка через минуту поднесла коктейль Эшли и поставила его на столик перед диваном. Генри уставился на пустую сцену в ожидании. Мужики на соседних диванах начинали возмущаться задержкой в представлении, и он сам сидел, как на иголках. 
Через пару минут на сцене появилась Эшли, одетая в блестящие лифак и стринги. Генри пересел на край дивана и не сводил с Аддамс глаз, ловя каждое мгновение, каждое её движение, стараясь запечатлеть в памяти всё это как можно надолго. Другие мужчины, сидящие перед сценой, тоже оживились и достали доллары. Эшли была какой-то скованной, хотя, надо признать, выделывала пируэты посложнее, чем в группе поддержки, но не было в ней запала. Хах, ещё бы в ней был запал, когда её бывший одноклассник, которому она вешала лапшу про посещение мужского стриптиза с подругой, сидит сейчас перед самой сценой, на которой она танцует. Ему, наверное, тоже стоило бы достать денюжку и засунуть ей в переливающиеся трусики, но он не хотел отвлекаться от зрелища, чтобы достать кошелёк. С последними аккордами музыки Эшли моментально удрала со сцены, а Генри смотрел на пустой шест, пребывая в шоке и радости от того, как удачно он сюда зашёл. Аддамс – стриптизёрша в этом клубе. По-другому просто быть не может. Обалдеть! Это просто вау! Генри не испытывал такой эйфории даже, когда его назначили ведущим солистом.
Через минуту звезда стриптиза плюхнулась около него на диван, как ни в чём ни бывало. Ни стыда, ни объяснений, ни неловкости. Будто она наспор с ним выходила полуголой задницей вертеть.
- Ты была очень хороша, - пребывая в трансе, ответил Росс. Услышав от неё пожелание, чтобы он заказал ей ещё выпить, он вспомнил про свой «Мохито», вышвырнул трубочку и тоже допил его залпом, оставляя на дне стакана два маленьких, почти растаявших кубика льда. Он решил ей подыграть. – А тут, что ли, как в караоке, любой желающий может выйти и станцевать? Или только тот, кого выберет тот мужик из зала? Тогда я тоже хочу. – Как раз на сцене снова возник небольшой перерыв. Генри вскочил с дивана, снял с себя куртку и швырнул её в Эшли. – Ничего, если я без униформы выйду? – Генри намекнул на трусики и лифчик, которые были на Аддамс и которые она даже не думала прикрывать, и в два прыжка выскочил на сцену. Заиграла музыка, в дальнем конце сцены появилась очередная стриптизёрша, остановилась и с непониманием уставилась на уже занятый шест. Генри подмигнул ей, типа подожди минутку, схватился за шест, оттолкнулся ногами и сделал вокруг него три оборота в воздухе. Он много раз слышал от всяких невежд, что балет – это скучно. Да хрен там скучно! Это очень весело! В балетном зале тоже есть шесты, только расположены горизонтально. Если бы он не корячился у них почти двадцать лет своей жизни, то хрен бы мог сейчас показать что-то приличное. Конечно, жалко, что ультра сложные элементы стриптиза не получится изобразить в джинсах, но попробовать стоило. Тем более, Эшли так хотела мужской стриптиз, так пусть получает. К тому же глубоко в Генри всегда жил стриптизёр. Он обнял шест и изобразил несколько поз, которые принимала на сцене Эшли, а потом повис на шесте вниз головой и сделал в воздухе шпагат. Встав на ноги, снова оттолкнулся и сделал несколько оборотов, вися на шесте в сложной позе. И естественно, всё это вписывалось в музыку. Мужики в зале вовсю свистели и орали: «Что за хуйня?! Тут тоже гей-клуб, что ли, блять?» - но Генри не обращал на их крики внимания. Подурачившись минуту, он спрыгнул со сцены и вернулся на диван, а то Эшли могла смыться, если он сильно увлечётся танцами на шесте, да и элементарно не хотелось получить пиздюлей от того амбала, который выволок на сцену Эшли. С разбега Генри плюхнулся на диван и забрал из рук Аддамс свою куртку, пока она не успела тайком обчистить его бумажник. Всё-таки здесь не караоке.
- Ну, как? Хотя бы одного мужика на сцене ты увидела. – Не стриптиз, конечно, был, но всё-таки. И Эшли тоже ничего с себя не снимала, а только вертелась. – А теперь я хочу помочь тебе… - он сделал паузу, наблюдая за выражением лица Эшли, - …заработать, станцевав мне приват. Будешь хорошо танцевать – закажу тебе ещё выпить. – Генри откинулся боком на спинку дивана, подставив под голову руку, и улыбнулся Эшли во все зубы.

Эшли будет танцевать ему приват. Генри затрепетал от этой мысли, предвкушение было настолько сильным, что он с трудом сдерживал себя, чтобы не начать носиться по клубу с радостным воплем и чтобы просто не завизжать от счастья. Как жаль, что школа уже позади, потому что иначе карьера стриптизёрши положила бы конец карьере школьной королевы, а Генри, как свидетель столь умопомрачительного зрелища, в миг стал бы школьным альфа-самцом и хуй бы кто даже косо посмотрел на него или подумал что-то не то. Приват в исполнении Эшли – это как внезапно получить наследство в миллиард долларов от австралийского дяди, о существовании которого даже не подозревал, это как если бы мужчина его мечты признался ему в любви и согласился с ним встречаться. Так сильно, как приват от Эшли, Генри не ждал даже момента потери девственности с кралей из его первой старшей школы, которого так и не произошло.
Или Эшли не будет ему танцевать? Да хрен там не будет! Генри был уверен, что она станцует ему, как миленькая, с демонстрацией полного арсенала откровенности и на сто процентов отработает каждый доллар, что он ей заплатит. А если она начнёт ломаться и отказываться, так он свиснет того амбала, который вытурил её на сцену, когда она сидела и посасывала за его счёт коктейль в ожидании выдуманного мужского стриптиза, и скажет, что его девки отказываются приносить доход заведению. Как Генри понял, тот лось – менеджер клуба или типа того, так что Аддамс за «буду – не буду» влетело бы нехило, а в итоге она всё равно оказалась бы в комнате для привата.
- А? – переспросил Росс, не поняв, что Эшли имеет в виду под словами «помоги себе». Он парил от счастья под небесами, событий лучше, чем сегодняшняя встреча с Аддамс, с ним уже давно не случалось, Эшли, образно выражаясь, была у него в руках, и потому Генри совершенно не ожидал ничего плохого и не был готов к неожиданностям и неприятностям.
- Эээээ!.. Охренели? Что я сделал? Отпустите меня! Что за дела? Я этой тёлке бабки предлагаю! – Заверещал он, когда два охранника схватили его под руки, грубой силой стащили с дивана и потащили на выход. - Блять, да что происходит-то? Мне что, нельзя здешнюю цыпу на приват позвать?! – Он дёргался в руках охраны и пытался вырваться. Инцидент с его выходом на сцену вылетел у него из головы, и Генри не сразу сообразил, что претензии охраны могут быть именно к этому. «Вот, блять, та сука накрашенная меня заложила. Шлюха тупорылая! Блядина драная, жирножопая!» - в сердцах обматерил он стриптизёршу, которая вышла на сцену сразу после него. Охранники вообще оказались безмозглыми бычарами и не могли связать вместе других слов, кроме как «Щас выйдем и там тебе всё объясним».
Помощь пришла от Эшли. Так, значит, она признаётся, что работает стриптизёршей? Ух ты! Похоже, она вообще в отчаянном положении находится, раз так цепляется за него и его бабло, и дело тут не только в сорванном привате. Даже после всего, что он узнал о ней, даже при том факте, что он её бывший одноклассник, что априори делает его едва ли не её врагом, Аддамс всё равно рассчитывает на него и не хочет отпускать. Да, конечно, искреннее спасибо ей за то, что она спасла его от этих невежественных овцебыков, но Генри-то знает, что за её помощью стоит меркантильный расчёт. В не тощей же жопе Аддамс пребывает, раз такое дело.
- Поняли, блять, как с клиентами так обращаться! – Рявкнул Генри, поправляя на себе одежду, когда охрана его отпустила. Стриптиз, не стриптиз – он знал, что в любом подобном заведении с охранниками надо быть пожёстче, когда они бывают не правы. Цель всех злачных заведений – угодить клиенту, чтобы он выложил побольше денег, и за подобные фортели, вроде того, что произошёл сейчас, охранникам неслабо влетает от хозяев, ибо нехуй распугивать клиентуру. Ну, вышел он сцену, ну, станцевал, и что, блять, с того? Он же не только ради этого сюда шёл, он тут деньги оставляет. Мало ли что пьяницы всякие вытворять могут. Нефиг трогать, пока они не громят мебель.
- Повезло тебе сегодня… - прошипел сквозь зубы один из охранников, явно проглотив слово «придурок», после чего оба кретина убрались восвояси.  Генри не стал ничего больше говорить, чтобы не портить себе настроение, а Эшли, как и полагается женщине, произошедшее недоразумение восприняла с особым драматизмом и поспешила увести его из главного зала. Наверное, боится, что он ещё чего натворит, и всем её мечтам о том, как он решит её проблемы, придёт пиздец. Ну-ну, пусть надеется. О том, что она не получит своё, она узнает только тогда, когда он получит своё.
То, что Эшли – стриптизёрша, создавало для Генри одно неудобство: оказавшись на женском стриптизе первый раз, он строил из себя знатока, считая, что Эшли здесь тоже впервые, а теперь он понял, что балансирует на танкой грани между правдой и пиздежом, прям как в своей первой старшей школе. До определённого момента его враньё вроде бы прокатывало, но в дальнейшем стоило быть осторожнее, пока для осторожности не стало слишком поздно.
- С хуя ли мне передумывать? Через такие тернии прорывался… - Генри довольно ухмыльнулся. Его лицо вновь приняло беззаботное блаженное выражение, а конфликт с охраной вовсе превратился в повод посмеяться. А что грустить? Теперь Аддамс никак не отвертится, ведь она сама сказала, что уже полвечера раскручивает его на приват.
Генри понятия не имел, сколько стоят приваты, так как в гей-клубах все трахались в комнатах отдыха и сортирах за бесплатно. Он не знал, стоит ли ему согласиться с ценой или стоит возмутиться, что она несправедливо накручивает. Он даже не знал, задрала ли она цену из-за того, что спасла его задницу. Может, и приврала немножко. Эшли сама развеяла его сомнения, напомнив о стычке с охраной.
- Да сколько скажешь, - согласился он. Если что, сделает вид, что безгранично благодарен ей за спасение своей морды, которой ему ещё деньги зарабатывать. А то насмешил бы он зрителей, появившись на сцене в роли принца из «Золушки» со зверски побитой харей. Зато это объяснило бы, почему Золушка на него запала: хорошие девочки любят бэд-боеев. – Но чаевые тебе в трусики засовывать буду, – он залыбился и довольно захихикал. Росс уже придумал, как будет маскировать этим тривиальным жестом лапанье стриптизёрши. Да, чуть-чуть полапать Эшли, вертящуюся на шесте, он бы не отказался.
- Блин, ты случайно алкоголизмом не страдаешь? Зачем тебе всё время пить? Как ты пьяная танцевать будешь? – Эшли завела его в свободную комнату. – Ладно, закажу, если это не возбраняется правилами, но немножко. – Он решил не спорить со своей спасительницей, но и остерегаться новой встречи с охранниками. Делая вид, что он в таких комнатах был пятьсот раз, Генри плюхнулся на диван, ожидая когда Эшли начнёт его развлекать, а пока этого не произошло, он задрал голову, высматривая видеокамеры под потолком.

Только-только он парил от счастья в ожидании стриптиза от Аддамс, но сейчас идя по тускло освещённому коридору к комнате для привата Генри вдруг заволновался, и на это у него было несколько причин.
Ему вдруг реально стало страшно, что он сделает что-то не то. Эшли, похоже, танцует тут уже достаточно долгое время, перевидала кучу мужиков всех типажей, предпочтений и семейных положений, и знает, как озабоченные самцы реагируют на раздевающуюся перед ними женщину. Вдруг он сделает что-то не так? Вдруг на приватах существуют какие-то правила, о которых он понятия не имеет? Какие это правила, Генри даже не мог предположить. Аддамс тогда раскусит его за секунду, сразу догадается, что его в такое место занесло впервые. Позора тогда будет не обобраться. Будет та ещё смехота: мужику двадцать два года, а он впервые оказался на женском стриптизе. Вот так всегда: в присутствии бывших одноклассников сразу начинает волновать то, что о тебе подумают, какое впечатление производишь. Четыре года, с момента школьного выпускного, Росс не думал о таких вещах, живя своей жизнью, зачастую далёкой от жизни простых смертных. Иногда ему самому казалось, что он живёт в каком-то своём рафинированном, идеальном мире, в своей диаспоре, из-за чего постоянно забывает о том, что истинная жизнь полна жестокости и прочего дерьма. Полумрак коридора по идее должен был расслаблять и заставлять отвлечься, а Генри наоборот напрягался, готовясь тщательно фильтровать все свои слова и действия. Впрочем, это, наверное, даже хорошо, так как нафиг не хватало расслабляться в таком месте, полном для него опасностей облажаться.
Кроме того, Россу предстояло увидеть Эшли голой. Её грудь, соски и то, что она прячет под трусами и о чём ему было страшно подумать. Да вообще ему предстояло увидеть голую бабу! Или полуголую – потому что он не знал, насколько раздеваются на приватах. Видеть голых женщин ему доводилось и раньше – например, в интернете, в фильмах, ещё в школе он даже смотрел порно с тёлками, да и в реальной жизни однажды женщина перед ним раздевалась, но это было два года назад. Была одна сумасшедшая, которая пыталась затащить его в постель, пригласила к себе в гости как бы с дружеским визитом, заманила в спальню и скинула свой пеньюар. Генри чуть не завопил от ужаса, начал объяснять, что неправильно расценил её приглашение, и трусливо сбежал, даже не подумав о том, чтобы взять себя в руки. Так необходимый сейчас опыт по части женщин у него был весьма сомнительный, и даже мелькнула мысль: «Что я здесь делаю?» Нафиг ему всё это? Не лучше ли вспомнить, что надо собрать вещи перед вылетом, и дёрнуть к чертям отсюда? Чувство было такое, будто ему самому трахаться предстоит, притом впервые в жизни. Но нет. Генри отогнал эти гнусные малодушные мыслишки, подумал о том эмоциональном профите, который получит от уединения с Эшли, натянул на свою физиономию довольную улыбку и затрепетал в предвкушении, а страх и опасность погнали по его крови адреналин. Всё-таки стриптиз от Эшли того стоил.
Генри начал вспоминать фильмы, в которых он видел приватные танцы и вообще стриптиз, чтобы предположить, что его ждёт, и укрепить уверенность в себе. Очень вовремя Эшли спросила о том, что он думает на счёт снятия трусиков. В «Шоу гёлз», насколько он помнил, стриптизёрши снимали только лифчики, ещё в каком-то фильме, названия которого он уже не помнил, трусы тоже никогда не снимали, и хрен поймёшь, то ли это на самом деле так, то ли просто цензура ради рейтинга. А вот в «Близости» на привате трусы снимали. Наверное, это самое лучшее и самое современное изображение привата, так что от него и следует отталкиваться.
- Но сначала ты по-любому будешь в них, - очевидная вещь вроде бы. – Или ты хочешь раздеться полностью до начала танца? А может, у тебя тут заготовлен какой-нибудь эротический костюмчик, как для ролевых игр? – Он посмеялся. - Я люблю, когда передо мной раздеваются ме-е-е-дленно, - с нахальством Росс протянул последнее слово, снова натянув на себя образ альфа-самца. Может быть, ему действительно нравится именно так, может быть, у него фетиш такой. Пусть она выполнит его просьбу и будет раздеваться постепенно, чтобы он успел привыкнуть к её обнажённому виду и не слишком испугался.
- Пьяная стриптизерша… Как интересно! - Спорить с Аддамс на счёт выпивки Генри больше не стал и тоже перевёл всё в шутку. Вдруг это и есть одно из тех правил, в которых он ничего не соображает? Если она хочет, пусть хоть в говно ухлестается и спотыкается пьяная. Может, в этом заведении такие порядки, что надо угостить даму, которую снял, и пьяная стриптизёрша – это нормально. А если нет – он разберётся уже потом, когда с этим возникнут проблемы. Генри представил, как пьяная и еле стоящая на стрипах Эшли пытается вертеться около шеста и раздеваться, шатаясь из стороны в сторону и хватаясь за шест, как за последнюю опору, и захихикал, заёрзав на диване и вращая глазами по сторонам, чтобы запомнить этот вечер в мельчайших деталях, в том числе и интерьер. Хотел бы он заснять эротический танец пьяной Аддамс на мобилку, чтобы показать друзьям, которые отродясь такого не видели, и пересматривать тоскливыми вечерами, но получить по зубам у мусорного бака он всё-таки хотел меньше.
- Ну-у-у, в моём возрасте любить детские танцы уже подсудно. – Что за глупый вопрос был? Естественно, он любит танцы для взрослых. Он же нормальный мужик, ну, если опустить некоторые подробности. – Где-то во время. Когда мне исполнилось восемнадцать и стало можно посещать такие заведения. Люблю иногда зайти, развлечься…
Они сюда болтать пришли? Что за вопросы, будто он находится на приёме у психоаналитика? Конечно, глазеть на раздевающуюся женщину ему ещё было боязно, но тот факт, что эта женщина – его бывшая одноклассница, распалял его желание. Он шёл на приват с определённой целью, не собирался упускать свой шанс и отвлекаться на ерунду. Он хотел зажигательных эротических танцев, а не того, чтобы Эшли отвертелась от исполнения своих прямых обязанностей.
Аддамс не спеша прохаживалась туда-сюда, вертелась и дёргалась, будто в ожидании чего-то. Конечно, танцевать для знакомого волнительнее, но это её работа, в которой у неё есть неплохой опыт. Росс не мог допустить мысли, что Эшли откажется, тем более, что он ей платит. А может, он уже сделал что-то не так и не заметил? Но, если логически подумать, что можно сделать со стриптизёршей? Внезапно у Генри возникла мысль.
- А-ха-ха, - озарённый, он легко посмеялся самому себе и своей недогадливости. – Пойди сюда. - Росс слазил в карман куртки, вытянул из бумажника пятьдесят баксов и, когда Эшли подошла, с довольной лыбой от уха до уха, осторожно, чтобы не вызвать у охраны желания вмешаться, запихнул их ей сбоку в трусики. Давать сразу так много чаевых, может быть, было расточительно и подозрительно, но мельче у него не осталось. Если что, он просто щедрый и благодарный клиент. Ещё можно скосить под завсегдатая дорогого элитного стриптиза, где, допустим, стриптизёршам дают тысячами не то что на чай, а на долгую безбедную жизнь.
Дверь их комнаты скрипнула, и вошла официантка с коктейлями. Запуганный рассказами о злых охранниках, Генри едва не обосрался и тут же отдёрнул руки от трусов своей путаны. Официантка поставила поднос на маленький столик и удалилась, а Росс вздохнул с облегчением. Танцы в его исполнении, конечно, могли разозлить и охрану, и хозяина, и посетителей, но не могут же здесь придираться по всякой ерунде, иначе бы клиентов не осталось. Он уже пожалел, что, как дурак и придурок, сам полез на сцену. И вроде бы непьяный совсем был. Просто сделал это, не подумав. Сам виноват.
- Теперь показывай всё, что ты умеешь. – Генри откинулся на спинку дивана, раскинув руки и закинув ногу на ногу. Чаевые он ей дал – что ещё надо? А Эшли всё стояла на одном месте и не делала ни шагу к подиуму с шестом. – Танцуй давай. Особое приглашение нужно? – Он махнул в сторону шеста, подталкивая Аддамс в нужном направлении.